Na morskomъ beregu

— 42 Я вошелъ въ комнату. — Жоржикъ!.. Онъ слалъ крѣпко и не отозвался. Я осторожно взялъ его за плечо, и мои пальцы сжали... пустое одѣяло! Жоржика не было: на постели лежала ловко устроенная изъ одѣяла кукла. Я расхохотался. Однако!.. — Жоржикъ! Я посмотрѣлъ подъ кровать, заглянулъ даже въ шкапъ. Онъ, конечно, выкинулъ одну изъ любимыхъ шутокъ. Иногда онъ удачно проводилъ насъ съ капитаномъ. Помню, на берегу разъ, когда мы заговорились, онъ бултыхнулъ въ воду камень, а самъ спрятался за скалой. Но куда же онъ спрятался? Не было ни матросскаго костюмчика, ни сандалій. Шляпа была. И вдругъ бросился мнѣ въ глаза клочекъ бумаги: онъ была приколотъ булавкой къ одѣялу. Что такое?.. „Не будитѣ никаво я отравился... всадъ за чирипахами я Долженъ съ пасти чирипахъ! ато антонъ ихъ закапатъ не будити никаво иделайте видъ Ато я навасъ разсиржусъ. Жоржикъ!" Милыя каракули... О, какія каракули! Онъ писалъ въ темнотѣ, слова набѣгали на слова. Не говорю уже объ ошибкахъ... Я держалъ записку и, знаете, что я чувствовалъ? С<г мое горячее, что когда-либо билось въ сердцѣ. И знаете, что сказалъ тогда, смотря на эти каракули?.. Я сказалъ: —■ Вотъ это — мо-лод-чи-на! Я хорошо помню это утро — утро освобожденія черепахъ. Помню и посмѣивающіеся глаза Антона, и море, и солнце, и мальвы, и трескъ соекъ, и назойливую возню дроздовъ въ виноградникѣ... И эту записку, приколотую къ одѣялу, милую записку съ каракулями карандашомъ, которую я берегъ, берегъ... „Дѣлайте видъ!" Очевидно, пропущена цѣлая фраза. Дѣлайте видъ, что ничего не замѣтили? Очевидно. Онъ теперь это было ясно, — еще вчера замыслилъ. Да, да. Ложась спать, онъ что-то возился подъ подушкой. Конечно, пряталъ бумажку съ карандашомъ. И мнѣ даже не довѣрилъ