Na morskomъ beregu

— 41 жика. Быстро одѣлся, взялъ простыню и вышелъ. Антонъ сидѣлъ на лавочкѣ и курилъ. Сѣлъ и я. — Сегодня раннихъ персиковъ предоставлю, — сказалъ онъ. — Потомъ пойдетъ слива. Арбузы еще не скоро. Сперва дыня... Нонѣшній годъ — изъ годовъ годъ. — А вино~радъ какъ? — Ничего, хорошій. Дождикъ хорошій перепадетъ и совсѣмъ будетъ хорошо. Въ сокъ пойдетъ, въ наливъ... — Японскаго бы попробовать... Антонъ покрутилъ весело головой. • — Горе одно, ей-Богу! Только черепахѣ кушать. — Какъ такъ?!.. — Да такъ. Не знаемъ, что ли! Только отъ него и толку, что китайскій, для красоты глазъ. Ну, видимость имѣетъ, какъ яйцо. У насъ это добро изъ садовъ выгоняютъ, а не то что... разводить. Черепаха его жретъ, понятно... животная! Я слушалъ, не понимая. —■ Воловье-Око, — зовутъ по-нашему, а не „ки-ри-ки“. Воловье-Око... За огромадность такъ. А только въ немъ вкусу нѣтъ. И духа нѣтъ, А баринъ, какъ его привезли, и говорятъ: „Вотъ вамъ китайскій! У самаго ихняго царя въ саду росъ". А имъ, понятно, уваженіе сдѣлали, какъ они были капитанъ... подарили... — Да вы бы сказали ему... — Да ужъ говорилъ. А они все одно: „Ни чорта вы не понимаете. Я, говоритъ, его по семи морямъ везъ". Съ нимъ не поговоришь. Ужъ я ему приносилъ лозу здѣшнюю... Говоритъ, усики не такіе. А ягоды, какъ на грѣхъ, въ прошломъ годѣ морозомъ сбило, да черепашки сгрызли... Теперь я окончательно убѣдился, что капитана надули. „Волёвоко", какъ говорилъ Димитраки, было не японское слово, а чистѣйшее русское: „воловье око“. Теперь я зналъ, что дѣлать. Что дѣлать, милѣйшій капитанъ! Ваши надежды будутъ сегодня же разбиты. Проститесь съ вашими „ки-кири-ки“! Не желаете ли „волёвоко"? Можете призывать тысячу чертей на голову японцевъ, но черепахи тутъ непричемъ. Скорѣй купаться! Нѣтъ, надо разбудить Жоржика и разсказать ему кое-что.