Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

69 рядка всякаго, ощущалась. Всѣ дѣла по хозяйству устроены, завѣщаніемъ закрѣплены на вѣки вѣковъ, грѣхи покаяніемъ очищены, — значитъ можно спокойно умереть. Теперь не такъ... Неизвѣстно, что будетъ и случится впереди... Точно вся земля и всѣ люди въ тревогѣ ждутъ чего-то, конца какого-то... А тутъ еще изрѣдка заѣзжалъ къ бабушкѣ генералъ Замураевъ и точно зловѣщій воронъ каркалъ прямо въ душу: — Ну, и времена! И чѣмъ все это кончится, одному Богу извѣстно... — каркалъ этотъ зловѣщій воронъ. Какъ предводитель мѣстнаго дворянства и предсѣдатель комитета „Особаго совѣщанія", генералъ больше жилъ теперь въ г. Алатырѣ, но изрѣдка наѣзжалъ по хозяйственнымъ дѣламъ въ свое имѣніе и тогда считалъ долгомъ провѣдать своего стараго друга и единомышленника въ лицѣ бабушки... И всякій разъ онъ надолго разстраивалъ старуху, бередилъ всѣ даже поджившія уже раны души ея. Генералъ всегда пріѣжалъ къ бабушкѣ какъ-бы заряженнымъ злободневными новостями и происшествіями и разрѣшался отъ ихъ бремени въ Никудышевкѣ. Старики Алякринскіе, тетя Маша и Иванъ Степановичъ, чувствовавшіе себя теперь какъ-бы на необитаемомъ островѣ и потому скучавшіе, приползали изъ своего ■флигеля, чтобы узнать, что дѣлается на бѣломъ свѣтѣ. Хотя старики Алякринскіе, какъ шестидесятники, къ „опорѣ трона" не принадлежали, но никогда генералу не перечили. Иванъ Степановичъ въ тайнѣ думалъ: „Мели, Емеля, — твоя недѣля", но покорно слушалъ генерала и даже какъ-бы поощрялъ молчаливыми киваніями головой. Генералъ принималъ это за единомысліе и потому съ полной откровенностью, за обѣдомъ или ■самоваромъ, изливалъ передъ слушателями все сокровенное своей души.