Rodnoe

100 язычки свѣчей. И все носили туда ледъ въ мѣдныхъ банныхъ тазахъ. И тучи мухъ, точно собрались онѣ со всей Ключевой, облѣпляли голубыя стѣны, кружились надъ поварскимъ столомъ и летѣли въ двери. И всѣ дни былъ непрестанный круговой ходъ ихъ съ гуломъ. Къ ночи послѣдняго дня прошла надъ Ключевой гроза. До разсвѣта все вспыхивало, громыхало, и шумѣло ливнемъ. Къ разсвѣту ушло, небо прочистило, и вездѣ стали видны блѣдныя звѣзды. XVII. Послѣдній день провожалъ Данилу Степаныча. Подымался свѣжій, омытый ночнымъ дождемъ. На ранней зарѣ проснулся Хандра-Мандра, поглядѣлъ къ свѣту: тихое вставало утро. Вышелъ на волю, оглядѣлся. Было тепло, пахло березами съ горъ, крапало съ ветелъ, жвакало подъ ногами въ травѣ. Не будилъ жалейкой вотъ уже третій день, обошелъ дворы, обстучалъ окна — выгоняйте коровъ. Прошелъ ко двору Лаврухиныхъ, постоялъ, покрестился на окна, постучалъ ручкой кнута въ сѣнцы. Поглядѣлъ на возившихся у погреба поваровъ, на стоявшія въ травѣ бѣлыя блюда съ желтымъ, съ бѣлыми кусками и красными кружочками моркови. Спросилъ, подмаргивая: — Это што жъ такой у васъ будетъ... морожное какое?.. — Творожное! Вышла простоволосая, съ строгимъ лицомъ, Софья, выпустила холмогорку. Выбѣжала тяжелой ступью сытая холмогорка, потягивая слюну, постояла на уголкѣ, вытянула кверху черно-бѣлую голову, затрубила. — До полдёнъ, гляди, не управятся? — спросилъ Хандра Софью. — А я почемъ знаю?