Večernій zvonъ : povѣsti o lюbvi

14 леніи выстрѣлы изъ пушекъ. Вздымались и лѣзли, какъ диковинные звѣри, другъ на друга ледяныя глыбы, сверкая на солнышкѣ прозрачной голубизной изломовъ, съ стекляннымъ звономъ низвергались въ водяныя бездны или рушились, какъ стеклянные замки. Раскрывались сверкающіе колодцы освобожденной рѣки и снова пропадали. Лѣзли на берегъ ледяные звѣри, переламывались и грохались. Плыли дороги съ вѣхами, унесенныя водой лодки, заборы съ развѣшаннымъ бѣльемъ... Все это страшно волновало или веселило праздничную публику... Федя бродилъ съ нами, съ страннымъ самоуглубленнымъ видомъ, и казался опечаленнымъ. То и дѣло онъ отставалъ, озирался и вообще велъ себя странно, не сливаясь съ общей радостью и возбужденіемъ... Въ одномъ мѣстѣ такъ сгрудилась публика, что не пройти, ни проѣхать. Что тутъ случилось? Крики, смѣхъ, визги женщинъ... Конечно, протолкались посмотрѣть. — Вотъ она! — нервно дернувъ меня за рукавъ, шепнулъ мнѣ Федя. — Кто? — Гирляндайо! Она, окруженная свитой военной молодежи, была въ отчаяніи. Готова разрыдаться. На лицѣ ужасъ и страданіе. Впрочемъ, не одна она въ отчаяніи: всѣ женщины отражали на лицахъ своихъ нѣчто подобное-же, лишь въ значительно меньшей степени. Въ чемъ дѣло? Что случилось? Кого тутъ спасаютъ? Я протискался впередъ и понялъ: почти подъ берегомъ, въ разстояніи не болѣе двухъ-трехъ саженъ отъ него, на большой медленно двигающейся льдинѣ собачья конура и около нея, привязанная на веревкѣ, собаченка. Конечно, она обречена на гибель. Ахи, охи и вздохи, но вокругъ полное безсиліе. А между тѣмъ льдина однимъ своимъ отросткомъ такъ