Večernій zvonъ : povѣsti o lюbvi

187 тонкія губы, а Вѣрочка предложила ей взять отдѣльное купэ. — Мнѣ, мадемуазель, нѣтъ никакой надобности въ такомъ уединеніи, а вотъ для поцѣлуевъ было бы оно кстати, удобнѣе для насъ обоихъ, —■ злобно отвѣтила изъ угла пассажирка и, повысивъ тонъ, прибавила: — Я попрошу васъ убрать черемуху изъ купэ: отъ нея у меня начинается мигрень. — А мнѣ какое дѣло! Убрать некуда и... не желаю. — Поставьте въ уборной! Вѣрочка вспыхнула: это уже было умышленное оскорбленіе. — Я не хочу съ вами разговаривать. Оставьте меня въ покоѣ! — Вы дѣвченка и не смѣете такъ говорить со старшими. Гдѣ вы воспитывались? — Я уже кончила гимназію! — соврала Вѣрочка съ достоинствомъ. — Очень жаль! Если бы я знала ■ вашихъ родителей, я посовѣтовала бы имъ отдать васъ въ мою гимназію... У насъ такихъ злыхъ и дерзкихъ нѣтъ... — Вы сами злая... Вы, должно быть, никогда не были счастливой... Наступило долгое молчаніе. Пассажирка звѣремъ поглядывала на дѣвушку и на черемуху. Что-то ворчала себѣ подъ длинный носъ съ родинкой. Вѣрочка ткнулась въ уголокъ и прикрылась висѣвшимъ пальто, такъ, чтобы не видѣть спутницы. Такъ и заснули обѣ въ воинственно-молчаливомъ настроеніи. Вѣрочкѣ снилось, что она летитъ на крыльяхъ надъ садомъ, бѣлымъ отъ цвѣтущей черемухи, когда она проснулась отъ стука: хлопнула рама окна. Вѣрочка испуганно сѣла на диванчикѣ и осмотрѣлась: пассажирка укладывалась лицомъ къ стѣнѣ и что-то ворчала. Окно закрыто.