Večernій zvonъ : povѣsti o lюbvi

40 Во всякомъ случаѣ милое грустное личико Периколлы во время пѣнія было обращено въ нашу сторону... Потомъ Федя со вздохомъ сказалъ: — Такъ спѣть письмо могла только большая и чистая душа! Глубоко страдающая отъ неудовлетворенности душа женщины... Пойдемъ въ буфетъ: выпить что-то захотѣлось!.. Ну, а когда выпили, наши души сдѣлались еще болѣе воспіимчивыми къ чужимъ страданіямъ: сцена въ тюрьмѣ, когда несчастные Периколла и Пекилло прикованы цѣпями къ стѣнѣ и тщетно рвутся другъ къ другу, чтобы поцѣловаться, — возмутила насъ свершаемымъ насиліемъ господъ губернаторовъ и настроила революціонно... Кончился спектакль и начались безконечныя овацш Периколлѣ. — Ну, надо бѣжать за кулисы... Пойдешь? — Нѣтъ ужъ... Иди одинъ... Тебѣ провожать, а я... я... мнѣ незачѣмъ... — Поздравить съ успѣхомъ. — Поздравить?.. Ну, пожалуй... Пошли за кулисы. Мадемуазель Гирляндайо положительно опьянѣла отъ успѣха. Крѣпко поцѣловала насъ обоихъ послѣ послѣдняго выхода къ публикѣ и наградила насъ розами изъ поднесеннаго ей букета. Она все позабыла, перемѣшала и повела себя такъ, будто не я, а Федя будетъ ее провожать. Могъ ли я уступить Федѣ свое мѣсто? — Вы просили меня!.. — Да, да... Помогите мнѣ собрать цвѣты и вещи... Мы покорно принялись за работу, въ то время какъ она наскоро переодѣвалась за ширмочкой. Потомъ всѣ вмѣстѣ вышли изъ театра интимнымъ ходомъ. — Дайте руку, я такъ устала, что чуть двигаю ногами... — Подержи-ка, Федя!