Vъѣzdъ vъ Parižъ

127 „Предѣлъ дорогъ", — старинное названіе мѣстности, —возлѣ древней, родовой нашей, церкви, есть очень давнее кладбище, сплошь заросшее верескомъ и барбарисомъ. Это и теперь еще очень глухое мѣсто, описанное Вальтеръ-Скоттомъ. Я удивился— куда зашелъ! И вспомнилъ, что именно здѣсь мой дѣдъ встрѣчалъ, на границѣ своихъ помѣстій, покойную королеву. Какъ Вы знаете, я далеко не мистикъ; но я ясно почувствовалъ что-то, отозвавшееся во мнѣ тревогой. Было ли то отъ кладбища, или это старая церковь, плачущая въ дождѣ, тронула мою душу, — не знаю. Но помню ясно, какъ сейчасъ же сказалъ себѣ: „свиданье!" Больше двадцати лѣтъ не заглядывалъ я сюда, хотя это довольно близко. И вотъ — свиданье. Отзвукъ давно ушедшаго. Будто они, тысячи ихъ, отжившихъ, — ихъ костяки лежали отъ меня близко, на три какихъ-нибудь ярда подъ ногами, и мои предки въ церкви, — будто они призвали меня къ себѣ и что-то хотятъ повѣдать. Именно это мелькнуло въ моемъ мозгу,, когда я увидалъ кладбище. Дождь усиливался. Стадо овецъ паслось подъ дождемъ, дымилось. И я услыхалъ старческій хриплый голосъ: — Здравствуйте, добрый сэръ! Я вздрогнулъ отъ неожиданности: изъ церкви голосъ! Это былъ старый пастухъ, въ клеенкѣ и юбочкѣ, голоногій — у насъ еще многіе такъ ходятъ. Онъ сидѣлъ подъ кры-, шей звонарни и читалъ Библію. Васъ это удивитъ, быть можетъ; у насъ — обычно. И мы стали бесѣдовать на удивительно образномъ языкѣ-нарѣчіи, моемъ родномъ, которымъ гордятся абердинцы и грэмпьенцы, на которомъ дѣти лѣсистыхъ холмовъ еще распѣваютъ о цвѣтахъ чудеснаго вереска и про стараго Короля. Это такъ чудесно. У Короля были руки изъ золота, тяжелыя, какъ горы, — и онъ просилъ Святого Духа Горъ вернуть ему руки живыя и легкія, чтобы покинуть тяжелый мечъ и опять молиться Еще поютъ дѣти, но пѣсни новыя не родятся, старыя забываются. Ну, да: гаснетъ воображеніе. Мы побесѣдовали. На раскрытой Библіи старика, въ старыхъ пятнахъ отъ молока и сыра, на давней пожелтѣлой страницѣ, засыпанной крошками, — представьте, какая