Vъѣzdъ vъ Parižъ

48 сила, чужая мертвымъ, — лѣсамъ и океану, — враждебная имъ, я знаю. Невидимое, безмѣрное, — въ него океанъ вольется: духъ бытія живого. Всегда онъ со мной, я знаю. Хочетъ онъ быть свободнымъ. Хочетъ онъ быть безсмертнымъ. Я шелъ — и онъ шелъ со мной, ограждая меня отъ тлѣна. Я чувствовалъ бытіе живое, борьбу великаго сна и яви. Въ органномъ гулѣ рождались мысли. ... Колокола когда-то снились, Колокола — весенній звонъ, А въ кебѣ ласточки носились... И сонъ, и явь, — и явь, и сонъ. Колокола давно не снятся, И сновъ не помню, сны ушли... Лишь смутно тѣни ихъ таятся, Тоскою душу облегли. Мнѣ съ океана вѣтры пѣли Усни, усни... одинъ, одинъ... Но помню — свистъ и вой метели, И рокотъ водъ, и грохотъ льдинъ. Весна?.. Она. Я сердцемъ слышу... Проснутся сны мои въ веснѣ, И новыхъ ласточекъ услышу, И новый звонъ — въ послѣднемъ снѣ... И океанъ бездумной далью Вольетъ меня въ качанье водъ, И явь за синею вуалью Уснетъ бездумно въ свой чередъ. Тяжелый шепотъ бездумнаго качанья идетъ за мной Надо уйти отъ него, я знаю. Въ тихія мѣста, привычныя и ручныя, гдѣ воды не плещутъ мѣрно, гдѣ голосъ жизни связываетъ меня со мною, съ прошлымъ. Я иду въ тихую лѣсную заводь. Океанъ и сюда при-