Za rubežomъ : razskazы

129

растаскивали, а ленежныя суммы раскрадывали как!е-то люди, которымъ довфрялъ Лавровъ, никогда не провфряя ихъ дЪйстый. Оть купечества остался ему широкй размахъ натуры, см$лость въ предпраят1и да еще спещальное гурманство дома и въ ресторанахъ, напоминавшее героевъ романа „Въ лЬсахь“.

Откуда онъ добылъ настоящую страсть къ литературЪ съ ея тонкой оцфнкой, любовь къ предметамъ старины, къ р5дкой посудЪ и мебели, — трудно сказать. Во всякомъ случа это былъ очень своеобразный эстетъ съ чисто русскимъ, купеческимъ властнымъ характеромъ, съ древней религюозностью, проявлявшейся порывами, съ здравымъ смысломъ въ вопросахъ сощалистическихь теор!й, которымъ онъ видимо не дов$рялъ сплошь. Поклонникъ Тютчева и ЛФскова (а много ли ихъ тогда было даже въ литературной средБ) сидфлъ теперь рядомъ съ Гольцевымъ, какъ парадоксальное противорБе жизни русской интеллигенщи, Любовь къ театру, дружественныя связи съ артистами Малаго театра и преклонеше передъ традишями этого театра естественно дополняли оригинальный духовный образъ редактора „Русской Мысли“.

Въ литературЪ В. М. Лавровъ извфстенъ какъ переводчикъ польскихъ произведенй, какъ проводникъ польской литературы въ русскую. Надо отдать справедливость этимъ переводамъ въ томъ, что они сдфланы хорошо и съ чрезвычайной любовью. Романы и разсказы Г. Сенкевича, повЪсти Элизы Ожешковой и другихъ изъ книжки въ книжку появлялись въ журнал, знакомя русское обшество съ духовными достиженями родственнаго по крови народа. В. М. Лавровъ былъ поистинф большимъ знатокомъ польской литературы и поклонникомъ польской культуры. Отъ этого и не страннымъ казалось, когда онъ властно и отрывисто говорилъ пр!ятелю, точно командуя.

— Учись польскому языку. Необходимо да и не трудно.

Страннымъ казалось то, что онъ такъь о не удосужился посфтить Польшу, неоднократно собираясь туда. Съ польскими писателями онъ переписывался, и слезы, настоящя слезы, блестЪли на его глазахъ, когда онъ читалъь мнЪ

В. Ладыженскй. 9