Za rubežomъ : razskazы

34 ныя имена борновъ, павшихъ за родину. А ниже— простая надпись: ‚они будуть жить вЪчно въ нашихъ сердцахъ“. О, разумется, это гипербола. Правъ Маркъ Аврелий, говориви!й, что память о людяхь едва ли жива въ двухъ поколфняхъ. Правъ и Н. С. ЛБсковъ, этотъ недостаточно оцЪненный современниками писатель и человфкъ, говоривпий мнЪ незадолго передъ смертью: „пусть поставятъ надь моей могилой деревянный крестъ, и когда онъ свалится, исчезнетъь обо мнЪ на землБ память“... | Вечеромъ, когда заходящее надъ Гаронной солнце, освЪъшаетъ этотъь мраморъ и искрится на золотыхъ литерахъ, я сижу и думаю. Я думаю о поляхъ Польши и вершинахъ Карпатъ, гдЪ покоятся кости моихъ соотечественниковъ. О, сколько ихъ! А потомъ, когда моя родина въ безуми злобы обратилась въ братскую бойню, когда голодъ и эпидемм косили народъ, люди гибли митонами. Могло ли бы для всхъ этихъ близкихь мн$ жертвъ хвзтить памятниковъ. И мнЪ думается, что тамъ одного патротизма для памяти жертвъь было мало. Нужна была бы беззавЪтная, всепрощающая любовь. Она одна бы могла поставить памятникъь — крестъ, благословляющ!й всЪ 0езвЪстныя могилы, близкя и далек.