Bogomolьe

100 дремучій боръ, и большая-большая церковь, и надъ нею, на облачкѣ, золотая икона — Троица. Спрашиваю у Горкина, а онъ только и говоритъ: „а вотъ, увидишь/ Погода разгулялась, синее небо видно. Воздухъ послѣ дождя благоуханный, свѣжій. Отъ мокраго можжевельника пахнетъ душистымъ ладаномъ. Домна Панферовна говоритъ, — въ Ерусалимѣ словно, кипарисовымъ духомъ пахнетъ. Тамъ кипарисъ-древо, черное,, мохнатое, какъ наша можжевелка, только выше домовъ растетъ. Иконки на немъ пишутъ, кресты изъ него рѣжутъ, гробики для святыхъ изготовляютъ. А у насъдуховное древо можжевёлка, подъ иконы да подъ покойниковъ стелятъ. Веселыя луговинки полны цвѣтовъ, — самая-то пора расцвѣта, іюнь-мѣсяцъ. Въ мокрой травѣ, на солнцѣ, золотятся крупные бубенцы, никлые отъ дождя, пушистые: потрясешь надъ ухомъ — брызгаются-звенятъ. Стоятъ по лѣснымъ лужайкамъ, какъ тонкія восковыя свѣчки, ночнушки-любки, будто дымкомъ курятся, ладанный ароматъ отъ нихъ. И ромашки, и колокольчики... А къ Виѳаніи, говорятъ, ромашки... — прямо, въ ладонь ромашки!.. Анюта ползаетъ по лужкамъ въ росѣ, такъ и хватаетъ любки. Кричитъ, за травой не видно: — Эти, бабушка, какія въ любовь присушиваютъ, въ запазушку кладутъ то? . . А Домна Панферовна грозится: — Я тебя, мокрохвостая, присушу! Не время рвать-то, Троица сейчасъ, за горкой.. „Кривая“ все на лужки воротитъ. И Горкинъ, нѣтънѣтъ — и остановится, подышитъ: — Вѣдь это что жъ такое .. . какое же раствореніе! Прямо-те, не надышишься... природа то Господня. Все тутъ исхожено Преподобнымъ, огляжено, На всѣхъто лужкахъ стоялъ, для обители мѣсто избиралъ. Ѳедя говоритъ, какъ Преподобный, отрокомъ когда;