Bogomolьe

38 — Богомольцы, стой! Ахъ, Горка... какъ мнѣ,, братъ, глазъ твой ну-женъ! рощи торгую у Васильчиковыхъ, въ Кораловѣ. . . дѣлянокъ двадцать. Какъ бы не обмишулиться! — Вотъ те разъ... — говоритъ Горкинъ растерянно, — давеча-то бы сказали!.. Какъ же теперь... дороги-то наши розныя?.. — Ползите ужъ, обойдусь. Не хнычешь? — спрашиваетъ меня и скачетъ къ „Крымку", налѣво. — На-вотъ, не сказалъ давеча! — всплескиваетъ руками Горкинъ. — Подъ Звенигородъ поскакалъ. Ну, горячъ!.. Пожалуй, и къ Саввѣ Преподобному доспѣетъ. Я спрашиваю, почему теперь у Гаврилова усы сѣдые, и онъ другой. — Рано, не припарадился. А то опять бравый будетъ. Иначе ему нельзя. Якиманка совсѣмъ пустая, свѣтлая отъ домовъ и солнца. Тутъ самые раскупцы, съ Ильинки. Дворники, раскорячивъ ноги, лежатъ на воротныхъ лавочкахъ,, бляхи на нихъ горятъ. Окна вверху открыты, за ними тихо. — Домна Панферовна, жива?.. — Жи-ва... самъ-то не захромай... — отзывается Домна Панферовна съ одышкой. Катится вперевалочку, ничего. Рядомъ, воробушкомъ, Анюта съ узелочкомъ, откуда глядитъ калачикъ. Я — на сѣнѣ, попрыгиваю, пою себѣ. Попадаются разнощики съ „Болота1', несутъ зеленый лукъ молодой, красную, первую, смородинку, зеленый крыжовникъ аглицкій — на варенье. Ѣдутъ порожніе ломовые, съ ситнымъ, идутъ бѣлые штукатуры и маляры съ кистями, подходятъ къ трактирамъ пышечники. Часовня Николая Чудотворца, у Каменнаго Моста,, уже открылась, заходимъ приложиться, кладемъ копѣечки. Горкинъ даетъ мнѣ изъ моего мѣшочка. Тамъ копѣйки и грошики. Такъ ужъ всегда на богомольи —