Izabrannыe razskazы

227 — Дѣда-аі Хлѣбушка не разживемся у васъ? Хоть по корочкѣ, съ Рождества оконятникъ жремъ. Она взяла со стола кусокъ зеленоватой мастики Христофоровъ хорошо зналъ этотъ знаменитый фруктъ горсточка муки, заваренная на сушеномъ конскомъ щавелѣ. Отворилась дверь, Ваня вошелъ. — Хозяйка, покажи-ка намъ, гдѣ лошадей поставить. Да получше-бы ворота запереть, а то вѣдь знаешь, времена какія... Ваня смотрѣлъ спокойно, исподлобья, леонардовскими своими глазами, и не снялъ ушастой шапки. — Ваня, я могу помочь вамъ,—сказалъ Христофоровъ. — Отпречь лошадей, напримѣръ... Ваня на него взглянулъ, чуть улыбнулся. — Нѣтъ ужъ, Алексѣй Петровичъ, васъ не надо. Сами справимся. И съ такою дѣловитостью, на своихъ коротковатыхъ ногахъ вышелъ съ бабою, что Христофорову только осталось сѣсть на лавку да глядѣть на таракана, на лучину, все попрежнему потрескивавшую, на кудлатую головку дѣвочки. „Ему восемнадцать лѣтъ, мнѣ за сорокъ, и я его учитель, но онъ смотритъ на меня, какъ на ребенка" голубые глаза Христофорова расширились, и гипнотически уставились на проходившаго мягко по лавкѣ кота. Котъ вытянулъ хвостъ, изогнулся, поблескивая электрической шерсткой, тоже воззрился на Христофорова круглыми зеленоватыми зрачками. А потомъ ушелъ, пофыркивая, чѣмъто недовольный. ; Панкратъ Ильичъ и Ваня скоро возвратились. И начался ужинъ въ чужомъ домѣ, на изгрызанномъ столѣ, въ душноватомъ сумракѣ полупустой избы. Бабѣ съ дѣвочкой дали по ломтику сала и хлѣба. Онѣ жевали безсмысленно - сладостно. Панкратъ Ильичъ ѣлъ много и серьезно, разогрѣлся, раза два икнулъ. Потомъ раскинулъ свой тулупъ, угрюмо улегся на лавкѣ. — Какъ ворочаться будемъ... какъ доѣдемъ... — онъ зѣвнулъ — Царица Небесная... Тетка, что слыхать подъ Москвой... отбираютъ шибко? 15*