Lѣto gospodne : prazdniki

100 поросль, чаща. Съ глинистаго бугра мнѣ видно: все заросло березкой, ходитъ по вѣтерку волною, блеститъ и маслится. . — Духъ-то, духъ-то леккой какой .. . березовый, а? — вздыхаетъ Горкинъ. — Пріѣхали. Ондрейка-озорникъ, дай ко молодчику топорикъ, его починъ. Перва его березка. Мнѣ боязно. Горкинъ поталкиваетъ — берись. Выбираетъ мнѣ деревцо. Бѣленькая красавица-березка. Она стояла на бугоркѣ, одна. Шептались ея листочки. Мнѣ стало жалко. — Крѣпше держи топорикъ. Въ церкву пойдетъ, молиться, у Троицы поставлю, помѣчу твою березку... и онъ завязываетъ на ней свой поясокъ съ молитвой. Да ну, осмѣлѣй .. . ну? .. Онъ беретъ мои руки съ топорикомъ, повертываетъ, какъ надо, ударяетъ. Березка дрожитъ, сухо звенитъ листочками и падаетъ тихо-тихо, будто она задумалась. Я долго стою надъ ней. А кругомъ падаютъ другія, слышится дрожь и шелестъ. — Давай его на сѣдло, въ Черемушки его прокачу! — слышу я крикъ отца. И радостно, и страшно. И будто во снѣ все это. Ноги мои распялены, прыгаю на тугой подушкѣ, хватаюсь за поводья. Прыгаетъ голова „Кавказки", грива жестко хлещетъ меня въ лицо. „Лихо?" — спрашиваетъ отецъ въ макушку, сжимая меня подъ мышками. Пахнетъ знакомыми духами-флердоранжемъ, лѣсомъ, сырой землей. Не видно неба, —■ свѣтлый, густой орѣшникъ. „Кукушка... слышишь? -— колетъ отецъ усами, — „ку-ку ... ку-ку?" Слышу, совсѣмъ далёко. Деревня, стекла на парникахъ, сады. У голубого домика стоитъ высокій старикъ, въ накинутомъ на рубаху полушубкѣ; съ нимъ дѣвочка, въ розовомъ платьицѣ. Здороваются, и отецъ спрашиваетъ, готовъ ли его заказъ. Мы идемъ въ садъ, и старикъ срѣзаетъ для насъ