Lѣto gospodne : prazdniki

174 номъ. И Богъ на небѣ, за звѣздами, съ лаской глядѣлъ на всѣхъ: масляница, гуляйте! Въ этомъ широкомъ словѣ и теперь еще для меня жива яркая радость, передъ грустью... — передъ постомъ? Оттепели все чаще, снѣгъ маслится. Съ солнечной стороны висятъ стеклянною бахромой сосульки, плавятся-звякаютъ о льдышки. Прыгаешь на одномъ конькѣ, и чувствуется, какъ мягко рѣжетъ, словно по толстой кожѣ. Прощай, зима! Это и по галкамъ видно, какъ онѣ кружатъ „свадьбой", и цокающій ихъ гомонъ кудато манитъ. Болтаешь конькомъ на лавочкѣ и долго слѣдишь за черной ихъ кашей въ небѣ. Куда то скрылись. И вотъ, проступаютъ звѣзды. Вѣтерокъ сыроватый, мягкій, пахнетъ печенымъ хлѣбомъ, вкуснымъ дымкомъ березовымъ, блинами. Капаетъ въ темнотѣ, — масляница идетъ. Давно на окнѣ въ столовой поставленъ огромный ящикъ: посадили лучокъ, „къ блинамъ"; зеленыя его перышки — большія, пріятно гладить. Мальчишка отъ мучника кому-то провезъ муку. Намъ уже привезли; мѣшокъ голубой крупчатки и четыре мѣшка „людской". Привезли и сухихъ дровъ, березовыхъ. „Еловыя стрекаютъ, — сказалъ мнѣ ѣздокъ Михайла, „галочка" не припекъ. Ужъ и покдимъ мы съ тобой блинковъ!" Я сижу на кожаномъ диванѣ въ кабинетѣ. Отецъ, подъ зеленой лампой, стучитъ на счетахъ. Василь-Василичъ Косой стрѣляетъ отъ двери глазомъ. Говорятъ о страшно интересномъ, какъ бы не срѣзало льдомъ подъ Симоновомъ барки съ сѣномъ, и о плотахъ-дровянкахъ, которые пойдутъ съ Калуги. — А нащотъ масляной чего прикажете? Муки давеча привезли робятамъ ... — Сколько у насъ харчится? — Да ... плотниковъ сорокъ робятъ подались до-