Lѣto gospodne : prazdniki

62 силичъ. Онъ тяжелѣй отца, и лѣстница прогибается дугою. Поднимаютъ корзины на веревкахъ. Отецъ бѣгаетъ по карнизу, указываетъ гдѣ ставить кресты на крыльяхъ. Ганька бросаетъ конецъ веревки, кричитъ давай! Ему подвязываютъ кубастики въ плетушкѣ, и онъ подтягиваетъ къ кресту. Сидя въ петлѣ передъ крестомъ, онъ уставляетъ кубастики. Поблескиваетъ стекломъ. Теперь самое трудное: прогнать зажигательную нитку. Спорятъ: не сдѣлать одной рукой, держаться надо! Ганька привязываетъ себя къ кресту. У меня кружится голова, мнѣ тошно... — Готовааа!.. Примай нитку-у..! Сверкнулъ отъ креста комочекъ. Говорятъ — видно нитку по куполу! Ганька скользитъ изъ петли, ползетъ по „яблоку" подъ крестомъ, ныряетъ въ дырку на куполѣ. Покачивается пустая петля. Ганька уже на крышѣ, отецъ хлопаетъ его по плечу. Ганька вытираетъ лицо рубахой и быстро' спускается на землю. Его окружаютъ, и онъ показываетъ бумажку: — Какъ трешницы то охватываютъ! Глядитъ на петлю, которая все качается. — Это отсюда страшно, а тамъ — какъ въ креслахъ! Онъ очень блѣдный. Идетъ, пошатываясь. Въ церкви выносятъ Плащаницу. Мнѣ грустно: Спаситель умеръ. Но уже бьется радость: воскреснетъ, завтра! Золотой гробъ, святой. Смерть — это только такъ: всѣ воскреснутъ. Я сегодня читалъ въ Евангеліи, что гробы отверзлись, и многія тѣлеса усопшихъ святыхъ воскресли. И мнѣ хочется стать святымъ, — навертываются даже слезы. Горкинъ ведетъ прикладываться. Плащаница увита розами. Подъ кисеей, съ золотыми херувимами, лежитъ Спаситель, зеленовато-блѣдный, съ пронзенными руками. Пахнетъ священно розами. Съ притаившейся радостью, которая смѣшалась съ грустью, я выхожу изъ церкви. По оградѣ навѣшены