Lѣto gospodne : prazdniki

86 штабеля досокъ, заслонявшіе зазеленѣвшій садикъ, и на мѣстѣ ихъ, подъ развѣсистыми березами, сколотили высокій помостъ съ порогомъ. Новымъ кажется мнѣ нашъ дворъ — свѣтлымъ, розовымъ отъ песку, веселымъ. Я радъ, что Царицѣ Небесной будетъ у насъ пріятно. Ко нечно, Она все знаетъ: что у насъ подъ шатерникомъ помойка, и лужа та же, и мусоръ засыпали песочкомъ; но все же и Ей пріятно, что у насъ стало чисто и красиво, и что для Нея все это. И всѣ такъ думаютъ. Стучатъ весело молотки, хряпкаютъ топоры, шипятъ и вывизгиваютъ пилы. Бѣгаетъ суетливо Горкинъ: — Такъ, робятки, потрудимся для Матушки-Царицы Небесной... лучше здоровья пошлетъ, молодчики!.. Приходятъ съ другихъ дворовъ, дивится:—ка-кой парадъ! Ступени высокаго помоста накрыты краснымъ сукномъ — съ „ердани", и даже легкую сѣнь навѣсили, гдѣ будетъ стоять Она: воздушный, сквозной шатеръ, изъ тонкаго, воскового теса, струганнаго двойнымъ рубанкомъ, — какъ кружево! Легкій сосновый крестикъ, будто изъ розоваго воска, сдѣланъ самимъ Андрюшкой, и его же рѣзьба навѣсокъ—звѣздочками и крестиками, и точеные столбушки изъ реекъ, — заглядѣнье. И даже „сіяніе" отъ креста, изъ тонкихъ и острыхъ стрѣлокъ,совсѣмъ живое! — Ахъ, Ондрейка! — хлопаетъ себя Горкинъ по колѣнкамъ, — Мартынъ бы те, прямо... Андрюшка, совсѣмъ еще молодой,, въ свѣтлой, пушкомъ, бородкѣ, кажется мнѣ особеннымъ, какъ Мартынъ. Онъ сидитъ на шатрѣ помойки и оглядываетъ . „часовенку". — Такъ, ладно... — говоритъ онъ съ собой, прищурясь, несетъ въ мастерскую дранки, свиститъ веселое, — и вотъ, на моихъ глазахъ выходитъ у него птичка съ распростертыми крыльями — голубокъ? Трепещутъ лучинки-крылья, — совсѣмъ живой! Его онъ