Rodnoe

120 потовъ, съ пиликающей гармоньей, — Степанъ-Савваитъ ржицѣ кланяться велитъ, — Поповъ издалека загудѣлъ гулкими вскриками, накатилъ мягко, зашарахались лошади въ хлѣба, и окатило бранью. И не оборачиваясь, не глядя по сторонамъ, велъ машину по извивающейся дорогѣ. — Должно быть, мы первые здѣсь... — сказала Паша и все оборачивалась, — какъ телѣги. И видѣла на свѣтломъ небѣ черныя маленькія дуги. — Попривыкнутъ... — сказалъ Поповъ, пугая гудками темнѣющую даль хлѣбовъ. Увидали надъ рощицей, близко къ закату, золотенькій ноготокъ молодого мѣсяца. Ѣхали опушкой, и долго провожала автомобиль смутно нырявшая какая-то ночная птица, вскрикивала тонко и зло. Мягко вкатили въ ельникъ, душный и темный, зашурхали по колюшкамъ. Было совсѣмъ темно, но не хотѣлось зажигать фонари — сейчасъ выходъ на Ключевую. Уже пошла подъ гору дорога, уже пахнуло съ просвѣта росистой свѣжестью. На Ключевой падала роса. — Дай огня, сейчасъ ѣдемъ, — приказалъ Николай Данилычъ. Поповъ перевелъ рычажокъ, — и два долгихъ бѣлыхъ снопа вырвались изъ невидимыхъ глазъ машины, перекинулись черезъ улицу и положили два мутныхъ пятна на темную стѣну избы напротивъ, захвативъ въ свое поле нижнія вѣтки ветлы, высокую крапиву и на ней сѣрую дерюжку. Вошли въ домъ. Горѣла на столѣ лампочка, принесенная Софьюшкой изъ задней половины. Вышли Миша и Санечка, ждали. — Пока поживете здѣсь, — сказала Ольга Ивановна. — Слушайтесь бабушку. Санечка заплакала, а Миша смотрѣлъ въ сторону' и двигалъ ремнемъ. Вышла Арина. Она была уже въ своемъ обычномъ сѣренькомъ ситцевомъ платьѣ и въ