Tragedія admirala Kolčaka : izѣ istorіi graždanskoй voйnы na Volgѣ, Uralѣ i vъ Sibiri. Čast 1, Vostočnый frontъ graždanskoй voйnы

35 гласія Россіи, Россіи же нашъ солдатъ присягалъ въ вѣрности". Опасался проф. Масарикъ и за судьбу плѣнныхъ: „безъ Россіи же мы не могли попасть въ Сибирь, а оттуда во Францію". Согласно теоріи нейтралитета, Масарикъ отказался, несмотря на убѣжденія Корнилова, Алексѣева и Милюкова, выступить противъ большевиковъ. Надо сказать, что въ аргументаціи своей въ данномъ случаѣ авторъ не совсѣмъ послѣдователенъ, такъ какъ, помимо нейтралитета, выдвигаетъ и другіе мотивы и тѣмъ самымъ какъ бы допускаетъ возможность вмѣшательства во внутреннія дѣла Россіи при иной обстановкѣ. Двойственность такой позиціи оказала впослѣдствіи свое вліяніе въ Сибири. Проф. Масарикъ отвергъ предложеніе потому: 1) что, по его мнѣнію, русскіе политики невѣрно оцѣнивали общее положеніе Россіи, и у него не было довѣрія къ ихъ руководству и къ ихъ организаціоннымъ способностямъ; 2) что корпусъ еще не былъ готовъ, и въ бояхъ у Кіева и Бахмача чехи убѣдились, что они слабы по сравненію съ нѣмцами, а чех7' рисковали, что большевиковъ отъ нихъ будутъ защищать нѣмцы и австрійцы; 3) это выступленіе чеховъ было бы непонято русскимъ населеніемъ; 4) что къ чехамъ „сейчасъ же присоединились бы черносотенцы" (I, 213—14). Авторъ, впрочемъ, оговаривается: „будучи частью французской арміи*), мы естественно примѣнили бы ') Во главѣ этой „французской" арміи стоялъ русскій генералъ Шокоровъ, а начальникомъ штаба былъ также русскій ген. Дитерихсъ, {повидимому, чехъ по происхожденію}. Какъ ни корректны были эти „чешскіе добровольцы"—такъ охарактеризовалъ себя самъ Дитерихсъ Болдыреву, — неизбѣжно въ періодъ гражданской войны получалось весьма ложное положеніе какого-то „двоеподданства". Это сказывалось, какъ мы увидимъ, и на дѣлѣ. Съ другой стороны, совмѣстительство естественно влекло къ „вмѣшательству". Прочтите, напр., характерный приказъ № 1322-а 13 іюля кап. Степанова, командира І-го Чешско-Словацкаго стрѣлковаго „Яна Гуса" полка: ...„Безконечно любя Россію и видя ея грозное паденіе въ грязную вонючую и глубокую яму, я жестоко болѣлъ душой, но вотъ встали вы, мои искренніе, дорогіе братья. Вы, революціонно-творческой работѣ которыхъ въ теченіе года я отдавалъ всѣ свои познанія и всю свою душу на защиту попранныхъ правъ и свободъ, — и энергично зашевелила онѣмѣвшими членами родная страна. Если бы вы захотѣли отблагодарить меня за маленькую пользу, принесенную вашему дѣлу, то, собравшись всѣ вмѣстѣ и продумавъ тысячу лѣтъ, не придумали бы лучшей награды, чѣмъ ту, которую принесли моему истерзанному народу." („Бѣл. Дѣло", I, 92). 3*