Večernій zvonъ : povѣsti o lюbvi

37 Конечно, все это я постигъ уже въ зрѣлости, а тогда не понималъ и принималъ, какъ подлинную правду жизни. Съ замираніемъ духа пробирался я за Федей, пугаясь встрѣчныхъ загримированныхъ людей въ необычайныхъ костюмахъ, ныряя въ какіе-то полутемные переулочки и корридорчики, гдѣ бурлила шумливая возбужденность... — Сюда! Федя тревожно стукнулъ въ дверку, за которой пестро звучали голоса. Мелодичный голосъ, точно совсѣмъ не тотъ, который мнѣ былъ знакомъ раньше, отвѣтилъ „можно!“ и мы вошли. Цѣлая свора поклонниковъ, штатскихъ и военныхъ, цвѣты, вѣнки, ленты съ золотыми текстами. На столѣ бутылка шампанскаго во льду, недопитые бокалы... Периколла, какъ сказочная царевна, сидитъ въ похожемъ на тронъ бутафорскомъ креслѣ. Какой-то плѣшивый господинъ, припавъ на колѣно, застегиваетъ туфельку на протянутой ему ножкѣ и немилосердно пыхтитъ отъ удушья, а тонкая гибкая рука протянута мнѣ для поцѣлуя. — Наконецъ-то! Обворожительная улыбка, русалочный взглядъ, съ упрекомъ и загадочной лаской. Чудится, что Периколла дѣйствительно была на обѣдѣ у губернатора и пребываетъ въ женственномъ опьяненіи. Подведенные глаза кажутся глубокими озерами, полными глубинной тайны и подводныхъ чудесъ. Поморщилась вдругъ и приказала: — Федя! Застегни пуговку, у мосье... какъ васъ?., ничего не выходитъ. Федя послушно брякнулся къ ногамъ Периколлы и дрожащими руками началъ застегивать пуговку, а плѣшивый поднялся, при общемъ хохотѣ окружающихъ, съ колѣна и виновато произнесъ: —- Растегнуть легче, чѣмъ застегнуть...