Večernій zvonъ : povѣsti o lюbvi

62 понялъ это, понялъ, что поступилъ неблагоразумно. Но что подѣлаешь? Благоразуміе въ юности всегда запаздываетъ. Когда опомнился и рванулся, было, назадъ, пароходъ мой уже отдѣлился отъ конторки и я почувствовалъ себя во власти всемогущей случайности. И вотъ я отдался въ ея полное распоряженіе. Плыву въ пестрой толпѣ съ пристани на берегъ, не зная еще, куда именно, и вдругъ мой чемоданъ словно вылетаетъ изъ рукъ. Что такое? Смотрю: мой чемоданъ плыветъ уже впереди меня на плечѣ какого-то подозрительнаго субъекта изъ породы волжскихъ босяковъ... Я разсердился, и началъ, было, искать, глазами какое-нибудь оформленное начальство, но такого поблизости не оказалось, а на лицѣ обернувшаго босяка играла такая радостная и невинная улыбка, совсѣмъ несвойственная преступникамъ, что душа моя сразу смягчилась: — За пятачекъ, баринъ, хоть на край свѣта донесу! Васъ куда доставить? По какимъ дѣламъ прибыли? —■ Сперва ты мнѣ скажи, кто ты такой? Босякъ? — Я-то? Босякъ ходитъ босикомъ, а я, слава Богу, обутъ и одѣтъ. Спутникъ обидѣлся и началъ объяснять: — Босяки — это пропащіе люди, которые совѣсть пропили, а я другого сорту человѣкъ. Я, братецъ, мартышка. Своимъ трудомъ живу. — Не велика разница... -— Нѣтъ. Какъ можно? Что босякъ, а что мартышка. Мы совѣсть имѣемъ... Надо вамъ пояснить, какихъ людей на Волгѣ „мартышками" называютъ. Есть мелкая порода чаекъ. Птица эта держится около населенныхъ береговъ Волги, въ пунктахъ скопленія пароходовъ, судовыхъ каравановъ, плотовъ, баржей и питается разными отбросами, которыя съ нихъ