Vladimіrskій sbornikъ : vъ pamętь 950-lѣtїę kreštenїę Rusi : 988-1938

172 Далѣе автору „Повѣсти временныхъ лѣтъ" пришлось выбирать между національной и греческой версіей крещенія Владиміра, которыя и о мѣстѣ, и о времени, и объ обстоятельствахъ событія разсказывали совершенно различно. Выборъ его палъ въ пользу корсунской легенды. Главная причина такого предпочтенія заключалась въ томъ, что кіевопечерское монашество вообще было проникнуто грекофильскими тенденціями, такъ какъ, конечно, лучше всѣхъ на Руси понимало благодѣтельность греческаго вліянія и необходимость для русскаго просвѣщенія дружественныхъ отношеній съ византійскимъ духовенствомъ. Кромѣ того, мы изъ „Древняго житія" видѣли, какъ удивляло почитателей Владиміра отсутствіе чудесъ въ его біографіи и какъ ихъ воображеніе жаждало ихъ. Корсунская же легенда до извѣстной степени удовлетворяла эту жажду и вообще больше подходила къ традиціонному типу житія. Однако „Повѣсть временныхъ лѣтъ" выбросила изъ легенды сватовство Владиміра за дочь корсунскаго князя и всѣ грубыя подробности, связанныя съ нимъ, благодаря чему она приняла благообразный видъ. Варяга Жьдберна она замѣнила греческимъ попомъ Анастасомъ, вѣроятно, изъ другого греческаго же преданія. Кое-что роднитъ, однако, „Повѣсть временыхъ лѣтъ" и съ литературой національнаго направленія: ея искренняя радость по поводу просвѣщенія русскаго народа истинною вѣрою, мысль, что это случилось по особому „Божью строю", т. е. промышленію. И для ея автора русскій народъ—„новіи людье, хрестьяньстіи, избраніи Богомъ". Онъ такъ же величачаетъ Владиміра новымъ Константиномъ и прославляетъ его добродѣтели, въ особенности же щедрою милостыню: „Аще бо бѣ и преже на скверньную похоть желая, но послѣ же прилежа къ покаянью, яко же апостолъ вѣщаетъ — идѣ же умножиться грѣхъ, ту изобильствуетъ благодать... Съй же умеръ въ исповѣданіи добрѣмъ, покаяньемъ разсыпа грѣхи своя, милостынями, иже есть паче всего добрѣй ... Милостыня бо есть всего луче и вышьше, възводящи до самого небеси предъ Богъ". И его также огорчаетъ, что Богъ еще не прославилъ явно Владиміра, и онъ приписываетъ это небреженію русскихъ людей, которые, будучи облагодѣльствованы имъ пріобщеніемъ къ спасительной вѣрѣ Христовой, однако не показываютъ довольно тщанія въ молитвахъ за него къ Богу. И въ этомъ отношеніи „Повѣсть временныхъ лѣтъ" опредѣлила послѣдующую лѣтописную и житійную литературу. И лѣтописи и житія или повторяютъ „Повѣсть", или комбинируютъ ее съ корсунской легендой. Шахматовъ прослѣдилъ этотъ синтезъ въ дошедшихъ рукописяхъ „Житія Владиміра особаго состава", въ краткомъ и распространенномъ „Проложномъ житіи", въ разныхъ редакціяхъ, такъ называемаго „Обычнаго житія", въ „Словѣ о