Vъѣzdъ vъ Parižъ

84 ютъ, ландышами засыпаютъ, визгомъ. И всюду глаза, юные, бойкіе, свѣтлые... И все куда-нибудь тащатъ, и говори, говори имъ объ искусствѣ, о красотѣ, о... Славныя были дѣвчурки, чуткія. Раскопки иногда предпринимали... Дачу мою мужички порастрясли, но въ двухъ комнатахъ жить было еще сносно. Главное отъ города подальше. Впрочемъ, мужики ко мнѣ относились съ нѣкоторымъ почтеніемъ и опаской: прознали, что „сохранная грамота“ у меня отъ вышнихъ властей, и будто я начальству клады отыскиваю, — раскопки-то я производилъ! Разъ даже съ приговоромъ заявились и велѣли -— кладъ имъ указать въ имѣніи барона Ведэ, „хорошо извѣстный намъ кладъ отъ старинныхъ князьевъ, но не знаемъ слова!" Тяжело было и на дачѣ. О пустотѣ я и не говорю, а вотъ все — ненастоящее, а какъ бы въ преломлбнномъ спектрѣ, въ кякомъ-то... психозномъ преломленіи, какъ-бы подводное! Въ манерѣ Эдгара По и самаго оголтѣлаго футуриста: и жуть, и — дыр-бул-щыл! Нелюди... хотя, конечно, и люди... — а все какъ бы уже не здѣшнее, и все — ненужно. Подымается солнце... — продолженіе „дыр-бул-щыл“. И оно-то — другое, какъ-будто тоже соучаствующее и растлѣнное, несущее наглость на своемъ восходѣ, закатомъ обѣщающее назавтра такое изъ-подъ земли выкатить, что...! Или — гарь лѣсного пожара..? Бывало, это придавало пейзажу загадочно-тревожное освѣщеніе, чувствовалось удушье, но и надежда, что за удушьемъ — освѣжающимъ вѣтеркомъ потянетъ... — неусыпное бдѣніе чуткой общественности; что вотъ-вотъ наступитъ пора, когда всѣ эти дикіе непорядки уступятъ мѣсто культурной разумности, общечеловѣческой солидарности, когда... Помните, эти ободряющія статьи въ газетахъ... „безсмысленная гибель народнаго достоянія..." и — „снова и снова обращаемъ мы настойчивое вниманіе общественной самодѣятельности, стоящей на стражѣ народныхъ интересовъ..." — и такъ далѣе? Какая славная интеллигентность и, воистину, чистота святая! Теперь смѣемся... Ну, читаешь