Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

182 ратура занималась мало, сравнительно съ широкимъ распространеніемъ этого коренного порока русской семьи, которыми возмущался начальный нашъ лѣтописецъ. Классическій разсказъ Писемскаго „Батька*, по глубокой народности своей, остается въ области этой темы не превзойденнымъ „человѣческимъ документомъ Позже — у Салтыкова, М. Горькаго и др. Страннымъ образомъ, снохачество, заклейменное и лѣтописцами, и юридическими памятниками древнихъ и новыхъ временъ, столь частое и распространенное, что, буквально, нѣтъ въ предѣлахъ нашего отечества области, гдѣ не возмущались бы имъ Церковь, обычное право и общественная молва, почти замолчено народнымъ пѣснетворчествомъ. Я, по крайней мѣрѣ, не знаю другой, относящейся къ нему пѣсни, кромѣ калужскаго варіанта извѣстной „Сѣю, вѣю бѣлъ леночекъ": Сталъ леночекъ поспѣвать, А я, млада, горевать: Не съ кѣмъ, мати, Ленъ мнѣ брати! Свекоръ баетъ: „Я съ тобою, Я съ тобою, со снохою, Со снохою, молодою Г Сноха скажетъ: „Ну тебя къ чорту, Ну тебя къ чорту, стараго чорта!“ (Мельгуновъ). Да и то въ другихъ варіантахъ пѣсни предложеніе свекра имѣетъ иной характеръ не заигрывающій, а скорѣе блюстительный". Да и вся пѣсня новаго склада, едва ли старше конца XVIII вѣка, если не того позже. Пословицы болѣе откровенны. „Сношенька у свекра госпоженька". „Сноха на дворъ, а свекровь на столъ". Народный протестъ противъ снохачества выражается значительнымъ количествомъ „дурныхъ примѣтъ", устраняющихъ подозрѣваемыхъ снохачей отъ участія въ