Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

214 добери. Въ сказкахъ и былинахъ попадаются, среди большинства’добрыхъ, также и злыя матери — ненавистницы своихъ дѣтей, любовницы ихъ враговъ, волшебницы, развратницы, сводни своихъ дочерей и т. п. Но эти исключенія — всегда трагедія героя или героини, никогда не комедія, того менѣе водевиль, столь обыкновенный, когда народъ высмѣиваетъ свои грѣхи въ другихъ степеняхъ родства, а ужъ въ особенности по свойству. Есть матери-убійцы, отравительницы своихъ сыновей, невѣстокъ, внуковъ, и, въ свою очередь, свирѣпо казнимыя возмутившимися дѣтьми. Но, за исключеніемъ жадной матери парня-кладоискателя въ аѳанасьевской легендѣ № 28 (см. выше), я ни въ былинѣ, ни въ сказкѣ» ни въ пѣснѣ не вспоминаю матери, какъ сознательной кровосмѣсительницы. Этого грѣха даже начальный лѣтописецъ не взвелъ на столь противныхъ ему древлянъ, сѣверянъ, радимичей и вятичей, попрекая ихъ только за „срамословье в нихъ предъ отьци и предъ снохами*', тоесть, что при старшихъ родичахъ и женщинахъ, приводныхъ изъ чужого рода, похабничаютъ, ругаются матерными словами. Не находимъ мы подобныхъ обвиненій и у иностранныхъ путешественниковъ по древней Руси, хотя они въ большинствѣ не жалѣли черныхъ красокъ для картинъ русской нравственности. Бытовыя отношенія сыновей къ матерямъ далеко не всегда удовлетворительны, а иногда просто таки безобразны по жестокости и безсердечному издѣвательству, что и въ фольклорѣ отразилось сатирическими пѣснями о томъ, какъ „сынъ на матери дрова возилъ, молода жена шла на пристяжечкѣ“. Но и въ этихъ гнусностяхъ половой элементъ не участвуетъ; онъ безусловно исключенъ. Самая отвратительная изъ всѣхъ злыхъ матерей русской эпической словесности — Вирсавія, жена царя Давида и мать Соломона. Она возненавидѣла сына еще во чревѣ своемъ, такъ какъ онъ, уже утробнымъ мла-