Besѣdы sъ sobstvennыmъ serdcemъ : (razmыšlenія i zamѣtki)
го и носилъ его портретъ, какъ святыню, на груди. Что же касается второго, то здѣсь, казалось, не было прямого духовнаго сродства. Однако, Толстой былъ несомнѣнно вольтерьянцемъ на практикѣ и его язвительныя насмѣшки надъ Церковью имѣли не менѣе пагубное вліяніе на русское общество, чѣмъ сарказмы перваго, обращенные противъ современнаго ему католичества. Если намъ скажутъ, что Толстой стремился все же подвести христіанскую основу подъ современную культуру, то мы отвѣтимъ, что и на могильномъ памятникѣ Вольтера, въ числѣ его заслугъ указано, что онъ „поборалъ атеистовъ" и это не было преувеличеніемъ, потому что онъ былъ только деистомъ, а отнюдь не атеистомъ. Несомнѣнно также, что Толстой, по складу своего характера и по своимъ убѣжденіямъ, былъ противникъ борьбы со зломъ силою; поэтому онъ отрицалъ судъ и всю государственную организацію и ненавидѣлъ французскую революцію, которую называлъ только большою, а не великою; онъ былъ также противъ всякихъ попытокъ и у насъ произвести измѣненія существующаго политическаго и общественнаго строя революціоннымъ путемъ, о чемъ онъ открыто говорилъ студентамъ и рабочимъ. Его призывы къ преобразованію общественныхъ отношеній на началахъ христіанскаго братства и любви, конечно, не имѣли ничего общаго съ человѣконенавистничествомъ большевиковъ, однако, когда онъ переходилъ къ критикѣ современнаго государства, общества и всей современной культуры, его перо насыщено было такимъ ядомъ протеста, негодованія и насмѣшки, что онъ невольно становился союзникомъ революціонеровъ. „Насмѣшка, — говорилъ справедливо Спенсеръ, всегда была революціоннымъ агентомъ". „Учрежденія, потерявшія свои корни въ вѣрѣ и уваженіи народа, становятся обреченными на гибель". Долголѣтняя пропаганда Толстого противъ многаго такого, что было близко и свято русскому сердцу, соединенная съ его попыткой къ бытовому опрощенію въ своей жизни, не могла пройти безъ вліянія на народную душу, постепенно расшатывая всѣ основные устои русской жизни. Онъ дѣйствительно перевернулъ, по выраженію его сына, Льва Львовича 139