BЪlgradkiй Puškinskiй sbornikь

159

Нетрудно показать на основан!и собственныхъ признан!й Пушкина, что поэз!я и мысль для него составляли неразрывное единство.

Онъ не любиль „Думъ“ РылЪева за ихь непоэтический дилактизмъ, за то, что онЪ „цфлятъ, да все невпопадъ“ и иронически производилъ слово „думы“ отъ н5мецкаго слова Чити. Но онъ исключительно высоко — можетъ быть, даже чрезм5рно-высоко! — цфнилъ стихи Боратынскаго, и именно потому, что Боратынск „всегда мыслить“. Онъ не можетъ понять „премудраго н-мца Клопштока“, ненавидитъ всЪхъ, „которые на свЪтБ писали слишкомъ мудрено, то есть и хладно и темно, что очень стыдно и гр$шно“, но онъ восхищается Шекспиромъ и почитаетъ Гёте, и съ презрфнемъ говоритъ о „стихБ безъ мысли въ пснЪ модной“. Въ юношескомъ послани къ Жуковскому онъ говорить о „сладострасть5 высокихь мыслей и стиховъ“. О своемъ поэтическомъ вдохновен!и онъ говоритъ: „и сладостно мнБ было жаркихь думэ уединенное волченье“. Въ другомъ, болЪе подробномъ описан!и поэтическаго вдохновения („Осень“) говорится, что „лирическое волнен!е“ творческой души, ищущей, „какъ во снЪ“, „излиться наконецъ свободнымъ проявленемъ“ разрьшается встрфчей между мыслями и риемами: „мысли вь голов волнуются въ отваг$, и риемы легк!я навстрЪчу имъ бЪгуть“. Его завЪть поэту — дорогою свободною итти, куда влечетъ его свободный умь, „усовершенствуя плоды высокихь дум5“, и смыслъ его собственной жизни среди печали, труда и горя — „жить, чтобы мыслить и страдать“. И точно такъ же поэтъ заставляетъ Онфгина въ его „альбомЪ“ сЪтовать на то, что въ русской поэз1и нельзя найти „познаНЙ“ и „мыслей“ и ставить реторическй вопросъ: „дорожить одними ль звуками шитъ?“

Съ этими поэтическими признанями о связи поэзии мысли согласуется извЪстное разсуждене о „вдохновен!и“, которое, въ отлиЧе отъ „восторга“, сближается съ умственнымъ творчествомъ: „Вдохновен!е есть расположен!е души къ живЪйшему принято впечатлЬнЙ и соображеню поняпий, слЬдственно и объясненю оныхъ. Вдохновене нужно въ геометр!и, какъ и въ поэзии... Восторгъ не предполагаеть силы ума, располагающаго частями въ отношен!и цфлаго“. Если Пушкинъ самъ опредфляетъ поэму „Евген!й Онфгинъ“, какъ плодъЪ „ума холодныхъ наблюденй и сердца горестныхъ замЪтъ“, то это опредЪлене примБнимо вообще къ преобладающему большинству его поэтическихъ произведенй. Можно см5ло сказать, что для Пушкина поэз!я не только согласима съ мыслью и даже требуетъ мысли, но и органически связана съ мыслью и образуетъ съ ней неразрывное первичное единство.

Отсюда возникаетъ одна изъ основныхъ задачъ изуче-