BЪlgradkiй Puškinskiй sbornikь

174

Ш.

Съ развитымъ выше тБсно связана еще одна сторона поэтическаго духовнаго м!ра Пушкина, уясненше которой методологически чрезвычайно существенно для всякаго опыта познан!я его живой мудрости. Мы имБемъ въ виду общеизвЪстный универсализмь пушкинскаго духа и его поэз1и. Подъ универсализмомъ мы разумБемъ не только и не столько фор‘мально-художественный универсализмъ, о которомъ говорилъ „Достоевсюй — способность перевоплощен!я, сочувственнаго воспрИятя чужихъ и прошедшихъ культуръ. Универсализмъ этото рода, конечно, тоже присущъ поэзии Пушкина, однако, думается, совсЪмъ не такъ характеренъ для нея, какъ это пытается доказать Достоевскй. А главное: утверждение универсализма въ эшомь смысл$ либо опять возвращаетъ насъ жъ ложному представленю о „чистомъ“ поэтЪ, лишенномъ собственнаго оформленнаго содержаня и именно потому способнаго „перевоплощаться“ во всяюя формы, либо же само предполагаеть признан!е внутренняго, существеннаго Универсализма духовнаго м!ра самого Пушкина. Лишь универсализмъ въ этомъ послБднемъ смысл мы имЪемъ здЪсь въ виду, —почти безграничную широшу его духа. Кому недостаточно въ этомъ отношен!и свид5тельства поэз1и Пушкина, иметь свидфтельства б!ографическя: „Пушкинъ ...выше всего ставилъ въ челов5кЪ качество благоволен!я ко всЪмъ“ {Плетневъ); „натура Пушкина боле была открыта къ сочувств!ямъ нежели къ отвращен!ямъ; въ немъ было болБе любви, нежели негодован!я“ (Вяземскй). „Пушкинъ мнЪ говорилъ: „у всякаго есть умъ, мнЪ не скучно ни съ кёмъ, начиная съ будочника и до Царя“ (А. Смирнова по записи Я. Полонскаго). Это качество благоволен!я и сочувствя вытекаетъ изъ широты его духа, изъ факта, что его духъ дЪй<твительно (а не только формально-художественно) охватываетъ всю неизмБ5римую сферу челов ческой духовности, что ему по истинЪ не чуждо ничто челов$ческое Поэтому онъ по своему существу въ глубочайшемъ смыслЪ слова сверхпарт!енъ; онъ не замыкается ни въ какомъ „м!росозерцан!и“, ни въ какомъ духовномъ направлен!и, ни въ какой односторонней теори. Онъ могъ бы повторить слова Гёте, что реальность укладывается въ любую теор!ю лишь на тотъ ладъ, на какой живое т$ло подходитъ ко всякому кресту, на которомъ оно распинается. „Мысль отдЪльно никогда ничего новаго не представляетъ; мысли же могутъ быть разнообразны до безконечности“ (реценз!я на книгу Сильв!0 Пеллико). При чтени Пушкина мы имфемъ всегда впечатл$н!е какой то безконечной широты духовнаго горизонта. Душа его ра«крыта для всего—для радостей жизни и для мрачнаго уны-