BЪlgradkiй Puškinskiй sbornikь

242

А что, какь не тоже самое, лищь иначе выраженное и эти извъстные стихи изъ „Музы“ о самомъ себЪ:

Съ утра до вечера въ нЬмой тБни дубовъ Прилежно я внималъ урокамъ дЪвы тайной,

и тогда, развЪ нельзя подумать, что и къ самому Пушкиву относится это признан!е Сальери:

Усильнымъ напряженнымъ постоянствомъ Я наконецъ въ искусствЪ безграничномъ Достигнулъ степени высокой?

Особенно гораздо позже, когда пригрезилось Пушкину, что передъ нимъ „близъ мЬстъ, глЬ царствуеть Венешя златая, одинъ, ночной гребецъ, гондолой управляя“, позтъ, потому что „любитъ пЪснь свою“, опять задумался онъ о работЪ поэта:

На мор жизненномъ, гдЪ бури такъ жестоко Преслздують во мглЪ мой парусъ одинокой, Какъ онъ, безъ отзыва, утЪшно я пою

И шайные сшихи обдумывашь люблю.

Зато „тайные“ эти стихи не должны пройти, не оставивши за собою слБда въ развит поэзи. Ея передовое устремлен!е, ея совершенствован!е — мы знаемъ это изъ всЪхь тЬхь замЪчанй, что мы разсмотр$ли — составляли неустанную заботу Пушкина. Не переставая мучилъ его вопросъ при со3дани его генальныхъ произведенй: „подыметъ ли онъ т5мъ свое искусство“.

Тогда, не въ самомъ ли себЪ, въ своей творческой душф, нашель Пушкинъ эти двЪ соревновавиияся стихи, олицетворенныя въ „МоцартЪ и Сальери“? Одна изъ нихъь названа исходящей отъ „гуляки празднаго“. Да, этотъ „безумецъ“ пропзлъ намъ райск!я пЪсни. Но —

Что пользы въ немъ. Какъ нк херувимъ Онъ н5Ьсколько занесъ намъ пЪсень райскихъ, Чтобъ, возмутивъ безкрылое желанье Въ насъ, чадахъ праха, улетЗть!

Другая стихя — это „священный даръ“, когда онъ —

въ награду

Любви горящей, самоотверженья, Трудовъ, усерля, моленйй посланъ.

Когда мы читаемъ шекспировскаго Гамлета развЪ, сосредоточенъ нашъ интересъ на самой легендЪ о Гамлет —