--- i smolkli kolokola

41 А когда уже папенька начнутъ отрывочно, захлебываясь, что то говорить, маменька падала на колѣни, прося прощенія... И о, Господи, начиналось тутъ что то страшное! Билъ смертельнымъ боемъ онъ ее тогда. Выбрасывалъ съ балкона во дворъ. Заступиться никто и подумать не смѣлъ. Недѣлями лежала черная, распухшая. А потомъ опять какъ то оправится и встанетъ. Мученица была покойница. Такъ жили мы, такъ протекала мученическая жизнь моей матери. Мы, дѣти, росли, шли въ школу. И вотъ, когда мнѣ было 16 лѣтъ, отецъ распорядился, чтобы меня и брата мать сбирала въ путь. Помню, горько плакалъ я всю ночь передъ отъѣздомъ. Жаль было оставлять маменьку, страшно было куда то итти за отцомъ. Утромъ, чуть свѣтъ, съ солнышкомъ, встали, напились чайку, поклонились маменькѣ въ ноги и двинулись. На околйцѣ, въ загонѣ, насъ ожидало стадо лошадей, которое мы погнали въ Вѣрный, въ Семирѣчье. Путь предстояло не малый перевалить. Шли нѣсколько мѣсяцевъ. Жили подъ открытымъ небомъ какъ цыгане. Оводъ заѣдалъ скотину, а съ нею и насъ. Двѣ - три изъ молодыхъ лошадей пали. Все это былъ убытокъ и за все то мы были въ отвѣтѣ. Папашенька сами ѣхали въ телѣжкѣ съ