Izabrannыe razskazы

89 глашенный для латыни. Онъ былъ добраго нрава; жилъ во флигелѣ. Жукомъ звался за размѣръ и черноту, и все было бы хорошо, если бы не учебникъ Кюнера, не спряженія и десятки словъ, которыя приходилось учить. Съ грустью глядѣлъ теперь Женя на озеро, на лодку, изъ-за Жука вырисовывался вдали неизвѣстный городъ, казавшійся громаднымъ и страшнымъ, гимназія, учителя, жуткій и ненужный трудъ. Отвѣчая урокъ, путаясь въ словахъ и краснѣя, онъ смотрѣлъ изъ прохладнаго флигелька на цесарокъ, копошившихся въ пыли — и хотѣлось удрать куда-нибудь въ паркъ, рѣзать липовые побѣги и выдѣлывать изъ нихъ свистульки. Но задумаешься, и какъ разъ собьешься въ склоненіи, — третье склоненіе развѣ легко! Онъ уставалъ, худѣлъ, падалъ духомъ. Первый мѣсяцъ работы былъ особенно труденъ. Лишь одинъ день выдался необычайный. Съ утра Женя раскисъ, всталъ съ больной головой, и ему позволили не учиться. Шелъ дождь —сильный, теплый. Онъ стоялъ на своемъ балконѣ, смотрѣлъ на озеро, дымившееся брызгами, вздыхалъ, а потомъ неожиданно пошелъ въ комнату и взялъ Тургенева. Случайно открылась „Первая любовь“. Онъ читалъ медленно, неохотно въ началѣ, потомъ забылъ хворость, Жука, гимназію, даже Жюль Верна, и читалъ послушно, не себѣ уже принадлежа, улыбаясь про себя, краснѣя. Было бы очень непріятно, если-бъ кто-нибудь вошелъ. Но въ огромномъ домѣ тихо; черезъ два часа онъ кончилъ, вскочилъ и побѣжалъ внизъ. Все такъ же не хотѣлось ни съ кѣмъ встрѣчаться, — быть одному со своимъ сердцемъ. Дождь пересталъ. Листва казалась нѣжно-вымытою, блѣдно-зеленоватый туманъ стоялъ въ паркѣ; было сыро, тепло, падали капли съ листьевъ. Женѣ казалось, что онъ влюбленъ въ Зинаиду, что на оранжереѣ сидѣлъ онъ, и прыгнулъ, и Зинаида его поцѣловала, и съ кадетомъ онъ игралъ, и до боли видѣлъ онъ рубецъ отъ хлыста на ея рукѣ. Этотъ ударъ вызывалъ такое страда-