Na morskomъ beregu
4 не открываются такъ широко глаза и не спрашиваютъ, какъ бывало. Онъ теперь многое знаетъ. А его сердце... прежнее ли оно? Не знаю. Вспомнишь о Жоржикѣ — и становится рядомъ съ нимъ тощая и сгорбленная фигура стараго Димитраки, съ трясущейся головой, съ клочьями ваты, вылѣзающей изъ продранной куртки. А вотъ и крупный корпусъ капитана, дяди Миши. Какъ сейчасъ вижу его, рослаго и коренастаго, словно вылитаго изъ мѣди, лѣтъ за пятьдесятъ, съ обвѣтреннымъ, свѣжимъ лицомъ и сѣдѣющими подстриженными усами. Милый капитанъ! Вспоминаете ли вы о вашихъ „японскихъ лозахъ" и черепахахъ? Милѣйшій капитанъ... Онъ искусно водилъ по морямъ гигантскіе пароходы, исколесилъ океаны и повидалътаки свѣтъ. Онъ выдержалъ сотни штормовъ и благополучно вошелъ въ тихую пристань. Ему покорялись морскіе валы и бури, и все же онъ искренно признавался, что маленькое сердце для него куда неизвѣстнѣй морскихъ глубинъ и теченій, которыя онъ зналъ, какъ свои пять пальцевъ. Это онъ мнѣ и высказалъ при первой же нашей встрѣчѣ. — Прошу, — плавнымъ и важнымъ взмахомъ указалъ онъ мнѣ на кресло сбоку стола. — А-а... — протянулъ онъ, бросивъ взглядъ на мою визитную карточку. — О васъ мнѣ и говорили... Вы математикъ? А-а... Какъ разъ то, что мнѣ нужно. Онъ говорилъ увѣренно и кратко, словно отдавалъ приказанія. — Математика — главная штука въ жизни. Мѣра и цифра. Это важная вещь. А вы какъ на это смотрите? А въ дѣлѣ воспитанія она, положительно, необходима. Не правда ли? Я не успѣлъ высказаться, что въ воспитаніи мелюзги, хоть и математикъ, я прибѣгаю не только къ мѣркѣ и циркулю, какъ капитанъ продолжалъ, закуривая сигару: —- Буду кратокъ. Мнѣ нуженъ образцовый воспитатель къ племяннику. Онъ почти сирота. Отецъ померъ давно, мать, моя сестра, серьезно больна и лѣчится за границей. Парень на моемъ попеченіи... Ему только семь лѣтъ. И вотъ я хочу серьезно взяться за дѣло. Почему? Это вы сейчасъ увидите и, надѣюсь, поймете меня вполнѣ. Онъ затянулся сигарой и продолжалъ, постукивая рукой