Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

212 свою собаку. Побѣжала въ кусты. Собака за ней. Задыхаясь отъ волненія и злобы, Паня — (такъ тогда назывался Павелъ Николаевичъ!) — приложился и выстрѣлилъ въ своего Армана. Покружился онъ кольцомъ и растянулся въ судорогахъ... Догналъ Паня бабенку. Теперь некому было помѣшать... А потомъ, когда все кончилось, вернулся къ убитой собакѣ и долго сидѣлъ около нея, отирая непрошенныя слезы... А было все это не меньше тридцати пяти лѣтъ тому, назадъ! Теперь уже и собаки не жалко. Хохотъ разбираетъ. А лѣсъ точно колдуетъ: вотъ точно такое-же мѣстечкопоказываетъ онъ Павлу Николаевичу въ глубинѣ своей, какъ и то, гдѣ все это случилось! Тропочка въ кусты частаго орѣшника, а тамъ точно шатеръ подъ золотой крышей и просвѣтъ въ солнечность, какъ окошко... Крякнулъ Павелъ Николаевичъ и сладко потянулся, ощущая проснувшееся вожделѣніе... Пріѣхалъ домой Павелъ Николаевичъ ночью. Для всѣхъ здѣсь его пріѣздъ оказался неожиданнымъ. Долго звонилъ, дергая за проволоку у воротъ. И опять сперва появилась дѣвка, а потомъ уже загорѣлся въ главномъ домѣ огонекъ. Ночь была безлунная, темная. Въ темнотѣ поплылъ звѣздочкой ручной фонарь и послышался переполохъ во дворѣ. Сипло залаялъ песъ. Сонная перекличка мужскихъ и женскихъ голосовъ. И вдругъ знакомый, когда-то такъ волновавшій Павла Николаевича, голосъ Ларисы: — Спросите, кого надо! Повелительный такой голосъ, хозяйскій. — Лариса Петровна! Это я! Павелъ Николаичъ! — Батюшки-матушки! Извините, я маленько пріодѣнусь хоть... Спать, было, улеглась... Радость-то намъ какая!.. Баринъ прибылъ! — пропѣла Лариса и смолкла.