Vъѣzdъ vъ Parižъ
129 „Здѣсь, сэръ!" — еще показалъ корочкой старикъ:„Здѣсь судъ"* И я прочиталъ покорно: истлѣетъ корень ихъ, и цвѣтъ ихъ разнесется, какъ прахъ; потому что они отвергли законъ Господа." — „Все это правда, дорогой сэръ!" — погрозилъ старикъ корочкой. — „Невѣрная стала жизнь". Мы хорошо поговорили со старикомъ. Словъ было мало, но т а к ъ, — я не помню, когда говорилъ и съ кѣмъ. Многаго онъ не зналъ, конечно. Гдѣ же, при овцахъ, знать многое въ нашей жизни. Но онъ зналъ многое, и такое, чего не зналъ я, историкъ. Онъ, мудрый отъ неба и отъ земли, — явился живымъ Исаіей. И я услыхалъ отъ него его судъ надъ жизнью. Исаія... Его, живого, я встрѣтилъвъ моемъ шотландцѣ. Я такъ былъ радостно потрясенъ. Чѣмъ — Вы спросите. Величавою простотой и чистотою сердца. Этому — предложите всѣ богатства міра, и онъ не отдастъ за нихъ свою книгу, овецъ, осыапющуюся церковь, свою корку сыра и кусокъ хлѣба. Я былъ радостно потрясенъ, почувствовавъ въ немъ — святое, если оно еще есть на свѣтѣ. Вы понимаете? Корни цѣлы. Виноградникъ еще хранитъ въ зимѣ нашей благородную почку, которая можетъ развернуться. И я сказалъ ему это на его судъ надъ жизнью. Знаете, что онъ мнѣ отвѣтилъ? „Поглядите, добрый сэръ, на это мѣсто. Больше тридцати лѣтъ тому здѣсь росъ столѣтній каштанъ, и мнѣ хорошо было подъ нимъ въ непогоды. Его повалила буря. Побѣговъ не было, сэръ... поѣли козы". Побѣги будутъ. Они, вѣроятно, будутъ. Сколько онъ зналъ и видѣлъ! Онъ связалъ меня съ предками. Онъ — я и не зналъ того, — семилѣтнимъ мальчикомъ приносилъ моему прапрадѣду перепеловъ и жаворонковъ, муравьиныя яйца и вересковыхъ улитокъ. Видѣлъ родившагося моего отца, когда впервые принесли его въ церковь. Онъ словомъ своимъ поднялъ все кладбище, всю округу, — и я ярко почувствовалъ, что всѣ они еще живы, какъ этотъ вечерній свѣтъ за окнами кабинета, пробивИв, Шмелевъ, 9