Vъѣzdъ vъ Parižъ

150 входитъ отвратительный человѣкъ, долговязый лоховскій учитель Пукинъ, похожій на удава. Аля въ безумномъ ужасѣ, но спастись отъ него нельзя. Онъ мягко подпрыгиваетъ въ валенкахъ, разматываетъ на шеѣ свой грязный шарфъ, присаживается къ ней такъ тѣсно, что прижимаетъ ее плечомъ, разваливаетъ ужасныя свои ноги въ валенкахъ, сдавливаетъ ей пальцы костлявой и липкой лапой и,обдавая табачной гнилью, говоритъ глухо, чахоточнымъ, пустымъ, голосомъ: „Что, Александра Вадимовна?... Вы меня всегда презирали и называли не иначе, какъ „какой-то учителишка, Пу-кинъ!“?... А вотъ теперь я здѣсь самый пе-рвый... товарищъ Пушкинъ!... И вотъ реквизнулъ у васъ рояль... и все могу отобрать, до нитки, а васъ выгоню на морозъ! Вотъ захочу сейчасъ—и арестую Мишу и вашего жениха Лялйка!... Отъ васъ зависитъ... станьте моей любовницей!...11 Тянетъ къ себѣ и хочетъ ее обнять. Аля вырывается отъ него и бѣжитъ къ дверямъ, чтобы позвать на помощь, но учитель страшно топочетъ валенками и сейчасъ выстрѣлитъ... Она закрывается отъ него, топчется дверей и кричитъ въ ужасѣ... Проснувшись, Аля слышала, какъ кричала, и никакъ не могла понять, — что это?... Какія-то бѣловатыя полоски. Сердце стучало, до удушья. Гукнулъ, какъ-будто, автомобиль, гдѣ-то говорили по-французски... —и ее охватила радость, что это сонъ, и съ ней ничего не будетъ. Бѣловатыя полоски—это ставни, разговариваетъ горничная въ коридорѣ, убираетъ... она — въ отелѣ, въ тихомъ городкѣ, у океана, вчера пріѣхала изъ Парижа и сегодня поѣдетъ въ Шато дэ Бургонь, пятнадцать километровъ отъ городка, на ферму „Пуркуа-Па?“, къ милому „дядичкѣ“, послѣднему, кто у ней остался... все ему объяснитъ, все, все...и пусть онъ ее благословитъ! „Господи, какой зокасъ...“ —думала про сонъ Аля.„Но дочего все ярко, кустики даже подъ окномъ, и милыя трещинки на полу... и даже полоска на стѣнѣ, гдѣ стоялъ рояль, и снѣгъі..." Все встало передъ ней такъ живо, и такъ стало