Vъѣzdъ vъ Parižъ
156 былъ студентомъ-филологомъ, а теперь собирался уйти на Валаамъ или на Аѳонъ, — но куда же пойдешь безъ денегъ и безъ руки! Послѣ обѣда полковникъ сказалъ: Отпускъ до ужина. Казакъ отправляется въ походъ, къ мадамъ „Филе", чинить ей раму, дѣло соотвѣтственное. Сума будетъ смотрѣть на небо, не пойдетъ ли дождь, а мы будемъ щекотать душу. Кофе выпили, ликеры... выпьемъ потомъ!.. Сигары —кто желаетъ — въ Гаваннѣ... Аля видѣла, что у дядички „пѣли нервы": онъ ходилъ, тихонько насвистывая, какъ Митя. Она его хорошо знала. Полковники, — и отецъ ея былъ полковникъ-артиллеристъ, были друзьями еще со школы, въ Петербургѣ жили одной семьей, и имѣнькца ихъ находились въ одной округѣ. Но у Али съ Митей почему-то были всегда раздоры. Они очень во многомъ не сходились. Имъ казалось, что другой заносчивъ и считаетъ себя авторитетомъ. Во время войны, когда Аля была на санитарныхъ курсахъ, Митя прислалъ съ фронта карточку, гдѣ снялся съ „сестрой", какой-то княжной Забѣлло, спасшей, будто, его отъ смерти. Княжна была очень некрасива. Когдя Митя пріѣхалъ, Аля смѣялась, какъ онъ „попался", что такихъ князей нѣтъ, наговорила дерзостей, бросила курсы и поступила въ консерваторію. Только черезъ три года встрѣтились они въ Новороссійскѣ. Митя помогъ ей похоронить мать, умершую отъ тифа, и почти насильно эвакуировалъ ее въ Крымъ: она хотѣла остаться, чтобы пробраться въ Сибирь, гдѣ находился ея отецъ. Въ Крыму она просилась въ полевой лазаретъ, но ее назначили въ Севастополь, и она узнала, что это сдѣлалъ ей „на зло" Митя. „Княжна" же оказалась въ полевомъ госпиталѣ въ Джанкоѣ. Встрѣтились они снова въ Галлиполи, гдѣ ихъ помирилъ дядичка. Но и здѣсь они часто вздорили. Когда капитанъ и казакъ ушли, Аля сказала: — Дядичка, я хочу поговорить съ вами. Полковникъ бросилъ свистѣть.