Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

наго продуманнаго м!ровоззр$н!я. Апостоловъ въ своей книгЬ „ Голстой и современники“ перечисляетъ, как!е именно разсказы Чехова онъ ставилъ выше всего. Таковыми были: Дтвора, Хозяйка, Драма, Дама, Тоска, БЪглецъ, Въ судЪ, Дома, Злоумышленикъ, Темнота, Спать хочется, Супруга, Дума. Толстому нравились и политическая карикатура ЗнирИс1:тиз’а, и горьюй страшный см5хъ Мопассана, въ которомъ онъ усматривалъ глубоки моральный смыслъ и трагическую серьезность. Въ предислов!и къ собран!ю сочиненйй Мопассана Толстой указываетъ, что у Мопассана была и глубокая искренность, и большоз совершенство художественной формы, но далеко не всегда было налицо третье услове, необходимое для того, чтобы быть великимъ художникомъ — опред$ленная моральная точка зрфн!я на изображаемое. Онъ то преувеличиваетъ свой объективизмъ, то ясно сочувствуетъ безнравственному и даже смакуетъ н$5которыя „пакости“ въ особенности въ любовныхъ похожденяхъ своихъ героевъ. Тмъ не менфе Толстой высоко цфнитъ его романъ „Жизнь“, повЪсть „На водЪ“, до извЪфстной м5ры „Ве! аш!“ и множество его небольшихъ разсказовъ, которые Толстой называегъ прелестными.

Толстой цЪнилъ, какъ крупнаго писателя, Теккерея, о которомъ Дружининъ (по поводу Ньюкоменовъ) написалъ въ 1856 г. статью; въ ней онъ, сопоставляя Толстого и Теккерея, отм чаетъь у обоихъ полное отсутств!е погони за эффектами въ художественномъ повфствован!и (см. книгу ЭЙйхенбаума: „Л. Толстой“, книга 1-ая, Пятидесятые годы, 1928, стр. 249). Это, какъ мы ниже увидимъ, вполн$ приложимо къ техник комическаго у Толстого — у него нигдЪ нЪтъ нарочитаго нагроможденя комическихъ эффектовъ. Лавина — Боше ае пеое смЪхотворныхъ эффектовъ имФется У Толстого только въ „Плодахъ просвфщеня“ — сцена сеанса, но и тамъ это кресчендо комизма естественно вытекаетъ изъ получившейся ситуащи и изъ природы комическихъ персонажей. Эйхенбаумъ допускаеть и возможность прямого вляня на Толстого въ этомъ отношении английской ор1ентации.

[\.

Несмотря на свой темный темпераментъ, благодаря которому Толстой долженъ быть названьъ психологическимъ пессимистомъ, и самъ Толстой, и его герои смЪются веселымъ беззлобнымъ см$хомъ. Таковъ смЪхЪъ Каратаева, Наташи, Аксютки въ „ПоликушкЪ“. Лежа на постели и наблюдая за мнимыми страхами окружающихь, Аксютка смБялась: „Въ это время Аксютка фыркнула такимъ не-