Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

скаго въ „Скверномъ анекдотЪ“ у Достоевскаго, генерала, пожелавшаго въ пьяномъ видЪ облагодЪтельствовать визитомъ маленькаго чиновника []селдонимова на его свадьбЪ, съ ситуашей Неклюдова въ „УтрЪ помфщика“, пожелавшаго облагодЪтельствовать крестьянъ: Достоевскй ва фонЪ мучительныхъ переживанй [селдонимова, подвергающагося длительной нравственной пыткЪ, даеть цфлую лавину см5хотворныхъ происшеств!й — но онъ см$ется недобрымъ и нЪсколько искусственнымъ см$хомъ; Неклюдовъ своимъ предложенемъ крестьянину и его жен переселить ихъ въ лучшую избу, повергаетъ ихъ въ тревогу, и Толстой съ мягкимъ юморомъ живописуетъ то сладостраст!е отчаяния, съ которымъ баба бьзтся головою объ полъ, умоляя оставить семью въ разрушающейся избЪ. Это отсутствие у Толстого элемента злобной сатиры въ ея высшемъ выражени адскаго смЪха объясняется психологически, мораль но и метафизически. Раздвоенность Толстого и его любимыхъ героевъ совершенно иной природы, чфмъ у Достоевскгго. Толстой борится со своимъ эгоизмомъ, какъ и его герои, но неизм$нно различаетъ д. бро и зло И при всякихъ моральныхъ терзан!яхъ онъ почти всегда остается догматикомъ морализма. Онъ никогда не склоненъ къ такимъ противочувств!ямъ, какъ отожествлен!е идеала Мадонны и идеала Содома, онъ перестулаетъь птраницу добра и зла, но въ его моральномъ сознан!и не исчезаетъ мысль, что онъ переступилъ эту границу, и что это дурно. Морально Толстому непремлемъ ЪдюЙ сарказмъ, злобный см5хъ для обличен!я порока, такъ какъ это будетъ, пожалуй, сопротивленемъ злу силою, которое онъ осуждаетъ. Наконепъ, будучи человЪфкомъ съ темнымъ темпераментомъ, Толстой — метафизическй оптимистъ. Для него корень м!рового зла лежитъ не вн моральнаго сознан!я людей, а именно въ немъ. Стоитъ людямъ разумно понять сущность нравственнаго закона и провести его въ жизнь, и зло перестанетъ существовать. Долли говоритъ АннЪ Карениной: „Какая ты счастливая, Анна, у тебя ва душЪ свфтло и хорошо“. Анна отвфчаетъ: „У каждаго въ душЪ есть свои $Ке]еюопз, какъ говорятъ англичане“. Таке „зкееюп$“ были у Толстого и у его героевъ въ видЪ страха смерти и угрызенй совЪсти и тревогъ на пути искания правды, но извращеннаго влечен!я къ злу и проэкши идеи зла въ страшные демоническе образы, связанные съ извфстнымъ объективнымъ метафизическимъ истолкован!емъ, какъ у многихъ героевъ Достоевскаго, Мопассана, Гофманна, Гойи, у Толстого никогда не былонЬтъ этого и у его героевъ, н5тъни у нихъ, ниу ихъ творца, и ему, и имъ чуждъ гейневскИ „адсюЙ хохотъ, полный муки“, о которомъ говоритъ Майковъ. Толстой въ своихъ