Elanь : razskazы

66 III. СТАРЫЯ ПѢСНИ. Совсѣмъ .неожиданно получилъ я приглашеніе: Бѣлградская богема — художники и писатели — звала меня провести съ нею вечерокъ въ кабачкѣ „Код три сешака“, а, кстати, послушать старыя сербскія и цыганскія пѣсни. Я уже не помню, какимъ очереднымъ засѣданіемъ мнѣ, съ сожалѣніемъ, пришлось пожертвовать. Часовъ въ 8-9 вечера мы сошлись въ маленькомъ незатѣйливомъ трактирномъ кабинетикѣ, оклеенномъ дешевенькими обоями, ну, вотъ, совсѣмъ какъ раньше, въ Москвѣ у какого-нибудь Бакастова, и безъ всякой церемоніи перезнакомились за бутылкой чернаго вина. Былъ тутъ еще гармонистъ лысоватый, съ блѣднымъ круглымъ лицомъ и немного усталой улыбкой. Пока разговаривали и чокались, онъ потихоньку, еле слышно, что-то наигрывалъ на своемъ инструментѣ, а потомъ вдругъ сразу растянулъ гармонію во всѣ мѣха, сдѣлалъ громкую прелюдію, выпрямился и завелъ странную, въ дикомъ для меня ладѣ, пѣсню. Вся компанія сразу ее подхватила. Голоса у сербовъ высоки и чисты; они бѣлаго цвѣта и кажутся выкованными изъ стали. Всѣ пѣли въ унисонъ, полной грудью, какую-то старую однообразную воинственную пѣсню. Я не понялъ въ ней почти ни одного слова, знаю только, что въ ней упоминалось о туркахъ и о Коссовомъ полѣ... Лица пѣвцовъ были серьезны, даже нахмурены... Въ это время въ комнату вошла пожилая высокая женщина и молча стала за спиною гармониста. „Должно быть хозяйка?“ — подумалъ я. На ней былъ свободный, изъ чернаго шелка, рваный капотъ, застегнутый отъ горла до ступеней, похожій не то на монашескій подрясникъ, не то на длинную рубаху съ рукавами, и не скрывавшій ни ея худобы, ни ея широкихъ костей. Лицо ея поразило меня. Грубое, суровое, шафранно-желтое — оно было какъ-то по лошадиному длинно. Ея большіе, черные, съ недобрымъ матовымъ цвѣтомъ глаза такъ глубоко ушли въ обриты, что не видно было бѣлка. Гу¬