Na morskomъ beregu

— 24 кивали гдѣ-то неподалеку дрозды, звонко-весело гремѣли цикады, пышно разросся по склону холма дикій чеснокъ, и снѣжные каперсы такъ чудесно сіяли атласными, нѣжными цвѣтами, что забывалось убожество подземнаго жилища. А какой видъ открывался! Крутымъ спускомъ сходила гора къ морю. Подъ нами набѣгало и таяло бѣлое кружево прибоя. Вправо, пониже, небольшой городокъ, съ бѣлыми домиками въ зелени акацій и каштановъ, зеленѣющія площадки виноградниковъ, бѣлая лента шоссе и дача капитана на холмѣ, какъ маленькая крѣпость. — Какъ хорошо у него! — сказалъ Жоржикъ. И какъ тихо... Мы постучались въ дверку. Отвѣта не было. Должно быть, Димитраки ушелъ. Мы сѣли у стараго орѣха. — Смотрите, смотрите... Черепаха!.. Около дверки въ нору копошилась черепаха, словно просилась, чтобы ее впустили. Она даже царапалась коготками. Жоржикъ подошелъ осторожно и тронулъ тросточкой. Черепаха спряталась подъ свою закрышку и стала неподвижной, какъ камень. — Ге! Добри день... Со стороны зарослей появился Димитраки. Онъ несъ охапку нарѣзанныхъ палокъ. — А мы къ вамъ, здравствуйте! Какъ поживаете? —■ радостно привѣтствовалъ его Жоржикъ, протягивая руку. Это вамъ зачѣмъ палки? — Кушать буду...— засмѣялся старикъ и бросилъ палки.Димитраки все нужно. — А-а... Вы топите ими свою печку! — Какой любопытній! —■ сказалъ Димитраки, здороваясь со мной. — Скоро совсѣмъ старикъ будетъ. Онъ отворилъ дверку, и царапавшаяся черепаха спокойно вползла, какъ въ свою нору. — Кошка мой... Эге! Киш-киш... Что говорить о Жоржикѣ! Я самъ съ живѣйшимъ интересомъ смотрѣлъ, что раздѣлывала черепаха. Это неуклюжее и тупое, какъ принято думать, существо проявляло большую сообразительность. На свистъ Димитраки она вытянула, какъ могла, шейку и подняла головку, точно спрашивала или просила о чемъ.