Na morskomъ beregu

— 29 бей, всѣхъ. Одни камни остались. Увидалъ — нѣтъ никто, потащила. А тутъ... церепахъ лежалъ въ камнѣ, все видалъ. Такой совсѣмъ камени церепахъ. Шайтанъ не видалъ, потащила... А церепахъ увидалъ, пошелъ. — Черепаха видѣла! Ну? а вѣдь она тихо ходитъ, а шайтанъ-то, небось, скоро побѣжалъ... — Эге! Шелъ шайтанъ, другой церепахъ видала, каменни... Еще церепахъ. Шайтанъ идетъ, думаетъ — камни все, камни... Такъ Богъ велѣлъ. Церепахъ найдетъ. На Хіосъ стари грекъ говорила, все знаетъ. Какой церепахъ! Всѣ помиралъ, церепахъ не помиралъ. Не видалъ мертви церепахъ. Всегда живой. — Такъ вы были на Хіосѣ? - Знаешь? — радостно спросилъ Димитраки. — Хіосъ, Хіосъ!.. — Какой Хіосъ? — спросилъ Жоржикъ. Я сказалъ про этотъ, когда-то цвѣтущій островъ. Я сказалъ, что когда-то тамъ было такъ хорошо жить, — это было давно-давно, — что жители называли свой островъ раемъ. — Да, да... — покачивалъ головой Димитраки. — Пришелъ турки, билъ, рѣзалъ. Дѣдушка рѣзалъ... — ткнулъ онъ себя въ грудь. — Мой дѣдушекъ. Теперь ницего... На горѣ Эльясъ книга былъ. Укралъ шайтанъ, турки привелъ... — Зачѣмъ же вы уѣхали съ Хіоса? — Жена померъ. Синъ померъ... Гора задавилъ. Я посмотрѣлъ на Димитраки. Въ его глазахъ печаль. Мы невольно вскрыли старую рану. Боже мой, сколько горя! Да, онъ можетъ говорить и вѣрить всѣмъ сердцемъ, что шайтанъ укралъ большую книгу. Тяжко сложилась его жизнь. — Пятнасать лѣтъ прошло... Земля тряслась, дома падалъ, все падалъ, давилъ... — говорилъ Димитраки. — Синъ Алкивіадисъ давилъ, — показалъ грекъ на голову. — Жена Марфинь плакалъ, все плакалъ, совсѣмъ самашедши сталъ, крутился, все крутился... Ночь, день плакалъ. Потомъ помиралъ. Ни лепты не былъ, совсѣмъ бѣдни стали. Сказалъ Кузма, синъ старши; „Пойдемъ, патэра, на холодни вода, въ Россію". — Пошли. Тогда много пошли на пароходъ. Зацѣмъ пароходъ, пошелъ на фелюкъ. Кузма рибакъ, море не бо-