Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

67 — Что? — Никита, говорю, померъ. Никто и не слыхалъ, какъ помиралъ... — Какъ померъ? — Да такъ, померъ. Бабушка ушамъ не вѣрила, а дѣвкѣ показалось, что бабушка разсердилась на Никиту: — Безъ спроса люди-то помираютъ, барыня... Съ вечера жаловался, что внутряхъ горитъ и въ головѣ мутится, поохалъ да покряхтѣлъ, а потомъ выпилъ водки и притихъ... Пора лошадей поить, а онъ не встаетъ. Стала будить куфарка, а онъ холодный. Напугалась до смерти... Бабушка поблѣднѣла, какъ полотно стала, и въ обморокъ. Дѣвка перепугалась и побѣжала во флигель къ тетѣ Машѣ: — И старая барыня померла! Напугала Алякринскихъ до смерти. Опрометью кинулись старики черезъ дворъ. По дорогѣ оба вспомнили объ акушеркѣ и пожалѣли, что нѣтъ ея подъ рукой. Дѣло, однако, обошлось безъ клизмы: нашатырный ■спиртъ и валерьянка привели бабушку въ сознаніе... Хлопотъ надѣлалъ большихъ Никита. Попъ отказался хоронить безъ докторскаго свидѣтельства: онъ мстилъ бабушкѣ за то, что вѣнчать Наташу она пригласила не его, а Алатырскаго благочиннаго, отца Варсонофія. Получилось изъ Никиты „мертвое тѣло", подлежащее вскрытію. Вскрытіе дѣлали въ каретникѣ. Опять событіе, взволновавшее всю Никудышевку. Тихій ужасъ, казалось, повисъ надъ отчимъ домомъ. Бабушка, конечно, заболѣла и Никиту хоронили тетя Маша съ мужемъ. Бабушка дала сто рублей на похороны и спряталась. И опять поползли по деревнѣ злые слухи, обвиняющіе господъ въ смерти Никиты: — Все изъ-за нихъ. Имъ, что свинья, что мужикъ... 5*