Pčela

собравшаяся нисколько съ духомъ и показывая на себя: она действительно была въ спальномъ капоте, ночномъ чепце и пылала не меньше своей горничной:—но мне такъ хотелось васъ видеть, проговорила она. II я, кузина, желали васъ видеть! говорилъ генералъ, а вы тутъ отлично поместились, присовокупилъ онъ, невольно обративъ внимаше на семейно-историческое убранство комнатъ Аделаиды Ивановны. Ахъ, какъ отлично, какъ безподобно!.. полувоскликнула она, —Александръ, вы знаете, онъ хоть и серьезенъ, по ангелъ доброты!.. Одно, что хвораю я все последнее время; брату ужь п неговорю, а хвораю! Заграницу-бы вы, кузина, съездили и полечились тамъ, посоветовалъ ей генералъ, полагавнпй, что какъ только иустятъ человека заграницу, такъ онъ и выздоровеетъ непременно, что лично съ генераломъ въ самомъ деле и случалось. Не на что, cousin, состоите мое совершенно разстроилось, отвечала Аделаида Ивановна. Какими образомъ? спросилъ генералъ съ удивлетемъ. Деньги все выпросили у меня мои друзья, а теперь мне и платятъ по немножку!.. посмягчила было свое положите Аделаида Ивановна. Ни чего вамъ, сударыня, не платятъ! уличила ее Маремьяша, стоявшая около Аделаиды Ивановны и намачивавшая ей, по временамъ, одеколономъ голову. Генералу немножко не понравилось вмешательство въ разговоръ горничной. Но кто-жь именно эти друзья ваши? отнесся онъ къ Аделаиде Ивановне. Первый князь Мамелюковъ!.. Вы знаете, cousin, какая почти родственная любовь существовала между нашими семействами, —я его воспринимала отъ купели, хотя и была еще молоденькой девушкой!., какъ мне совестно тогда было... И старушка, махнувъ рукой, еще более покраснела, а Минодора поспешила налить ей на голову целую пригоршню одеколона, —кпязь мне долженъ сорокъ тысячъ и не платить, —мне это такъ удивительно! Генералъ нахмурился. И мне тоже: князь богатый человеки!., проговорилъ онъ. Очень богатый!.. Братъсхлопоталъ было чтобы съ князя взыскалъ судъ... каково мне это было, посудите, кузенъ!.. Князь точно что рчень испугался суда и уехалъ заграницу... Генералъ продолжали быть нахмуренными. Все это теми более непр!ятно слышать, что князь у меня и служить, проговорили онъ .. О, тогда, cousin, попросите его, чтобы онъ хоть часть мне заплатилъ... vous comprenez, что мне тяжело-же жить все и во всеми на счети брата... Конечно, Александръангелъ: онъ мне ни въ чемъ не отказываетъ; но какъ бы то ни было, меня это мучитъ... Je comprend tres bien!.. подхватилъ генералъ, хорошо ведавппй, какъ тяжело иногда бываетъ жить на чужlя деньги, даже на деньги жены. Я не попрошу князя, а прикажу ему заплатить вамъ!.. заключили онъ решительными тономъ. Пожалуйста! проговорила старушка и за-

тймъ сказала своей горничной: ты, Маремьяша, можешь идти пить чай. Та не совсемъ охотно воспользовалась этими разрешешемъ: ея очень интересовали начавппйся разговоръ о должникахъ барыни. Я нарочно Маремьяшу услала, продолжала Аделаида Ивановна лукавыми голосомъ, она и братъ Александръ непременно хотятъ посадить князя въ тюрьму... Вы его попугайте, что вотъ что ему угрожаетъ... Пусть бы онъ хоть часть мне уплатилъ, а остальное я подожду. Напишу и непременно заставлю его заплатить вамъ! повторили генералъ. По натуре своей онъ были очень услужливый человеки и стремился каждому сделать нрыггпое; но только въ результате у него почти всегда выходило, что оиъ никому ни чего не делали. Я вами, cousin, признаюсь еще въ одномъ, пустилась въ откровенности Аделаида Ивановна, —мне тоже должна довольно порядочную сумму сотоварка моя по Смольному монастырю, сенаторша Круглова: она сначала заплатила мне всего сто рублей!.. Меня это натурально несколько огорчило... После того она сама npieхала ко мне больная, расплакалась и привезла въ уплату триста рублей, умоляя отсрочить ей прочш долги на пять лети, я и отсрочила!.. Проговоря последшя слова, старушка грустно разсмеялась. Это напрасно!., напрасно! заметили ей генералъ. Теперь ужь и сама каюсь, но что-жь делать? продолжала Аделаида Ивановна: только вы, Бога ради, не скажите объ этомъ нашемъ разговоре брату, — это его очень разсердитъ и обезпокоитъ. Для чего-жь я ему стану говорить! произнеси генералъ, уже слегка позевнувъ отъ беседы съ кузиной и затемъ, распрощавшись съ ней, возвратился къ Бегушеву. Тамъ онъ нашелъ бутылку шампанскаго и вазу съ грушами дюшесъ: Бегушевъ знали, чемъугощать кузена! Ваше превосходительство, вы, какъ европеецъ, конечно, не пьете чаю, сказалъ онъ. Терпеть его не могу, отвечалъ Траховъ. А потому, неугодно-ли вамъ сего благороднаго напитка, продолжали Бегушевъ, наливая стоявпые на столе три стакана. Сегодня я много пили! отнекивался было сначала генералъ, но потоми жадно и залпомъ выпили весь стаканъ; графи Хвостпковъ и Бегушевъ также последовали его примеру. Снова повторено было наполнеше стакановъ и такими образомъ бутылки какъ бы не бывало. Хозяинъ велйлъ подать новую. Траховъ, попробовавъ груши, воскликнулъ: Хоть бы въ Париже татя груши! Въ Париже нети такихъ, подхватилъ Хвостиковъ. Выпитая затемъ еще бутылка окончательно воодушевпла беседуюшпхъ. Знаете, cousin, начали вдругъ генералъ, если у насъ начнется война, я непременно пойду: мне смертельно надоела моя полуштатская и полувоенная служба. Всеми надобно идти, всеми! решили графи. А вы, cousin, не тряхнете стариною, не пойдете! —Вамъ надобно послужить еще отечеству! продолжали генералн. Можети быть пойду, отвечали Бегушевъ протяжно и какой то совершенно низовой октавой. генералъ.

После того разговоръ перешелъ на скандалезные анекдоты, которыхъ графи Хвостиковъ знали множество и передавали ихъ съ неподражаемыми искусствомъ. Траховъ хохотали до слези, Бегушевн тоже посмеивался, между теми спрошена была еще бутылка, выпита; словомъ и старики куликнули порядочно. Траховн, наконецъ, тяжело поднялся со стула, чтобы ехать домой. Графи Хвостпковн напросился проводить его и конечно провези генерала куда нибудь въ недоброе место. Бегушевъ остался въ груство-сентимептальномъ настроены!. Онъ думали о Домне Осиповне. «Что если это разорете, о которомъ говорили, въ самомъ дйле постигнетъее! Она не перенесетъ этого. «Бедная, бедная» ,разсуждалъ Бегушевъ и какъ ему досадно было, что онъ, поди вл!ятемъ чисто каприза, разошелся съ ней и теми погубили ее п себя!. Закравшаяся мысль идти па войну, буде она разгорится, стала ему казаться единственными исходомъ изъ своего мучительнаго и безцельнаго существовашя. Графи Хвостиковъ, возвратившиеся домой почти на утре, тоже думали о Домне Осиповне, во только совершенно противуположное; ему нетерпеливо хотелось передать ей, что благовестили про ея дела Янсутстй. Желате это онъ исполнили на следующее утро. Доступъ къ Домне Осиповне, особенно съ техъ пори какъ она вышла замужъ, сделался еще труднее: графа сначала опросили швейцаръ и дали знать звонкомъ о прибывшему госте на верхъ, оттуда сошедпий лакей тоже опросили графа, который па все эти разспросы отвечали терпеливо: онъ привыкъ дожидаться въ переднихъ! Извещете о прlездГ графа пришло въ довольно поэтическую для Домны Осиповны минуту: она сидйла въ кабинете у мужа на диване, рядомъ съ ними и держала его руку въ обеихъ рукахъ своихъ; взоръ ея дышали нежностью и томностью, Перехватовъ только что вернулся съ практики и были заметно утомленъ. Графи Хвостпковъ? —переспросила гордо Домна Осиповна доложившаго ей лакея. Тотъ почтительнымъ наклонешемъ головы подтвердили свое донесете. Пускай вопдетъ!. Сказала почти презрительно Домна Осиповна лакею и, когда тотъ ушелъ, она выпрямилась на диване и приняла величественную позу, а докторъ очень довольный, кажется, что освободили свою руку изъ руки супруги, переселъкъсвоему письменному столу, уставленному богатыми принадлежностями. Графи явился, какъ самый преданнейшш и доброжелательствующей други дома и принесъ тысячу извинетй, что такъ давно не бывалъ. Хозяева отвечали ему улыбками, а Перехватовъ, сверхъ того, пододвинули ему слегка стулъ и когда графи сйлъ, онъ предложили ему изъ своей черепаховой, отделанной золотомъ сигарочницы, высокоценную сигару. Но не обезпокою-лп я Домну Осиповну? спросили графи. Нетъ, я сама курю!... Jean, дай мне огня! сказала та нежно-повелительно мужу! Перехватовъ подали ей огня, а затемъ, закуривъ свою сигару, передали спичечницу графу Хвостикову. Вскоре довольно сильный дыми отъ зажегшихся любимцевъ современнаго человечества наполнили комнату.

ПЧЕЛА.

723