Vladimіrskій sbornikъ : vъ pamętь 950-lѣtїę kreštenїę Rusi : 988-1938

48 себѣ, въ качествѣ нарицательнаго имени, имя „крестьянъ" т. е. христіанъ, въ отличіе отъ всякой лѣсной инородческой „чуди", заполнявшей дебри русской равнины. Лѣтописецъ и митрополитъ Иларіонъ включаетъ юную Русь въ историческую очередь выступающихъ на путь просвѣщенія свѣтомъ истины и человѣчности народовъ. Отъ ихъ заявленій вѣетъ ликованіемъ молодости и священной гордости. На нашихъ глазахъ колыбельными напѣвами и ласковыми внушеніями церковной проповѣди пробуждается младенческое сознаніе народа, призываемаго осознать, оцѣнить и исполнить свое высокое, новое призваніе — быть носителемъ, хранителемъ защитникомъ чистой Христовой истины въ мірѣ. Посѣяна идея міровой миссіи, мірового состязанія народовъ въ добродѣтели. На этотъ призывъ передовой книжной элиты широкія массы народи отвѣтили устами своихъ пѣвцовъ, былинныхъ сказателей и поэтовъ, наименовавшихъ свою крещеную Русь „Святою Русью“. По всѣмъ признакамъ это многозначительное самоопредѣленіе русскаго національнаго самосознанія низового, массоваго, стихійнаго происхожденія. Сѣмя христіанской мечты, призывающей весь міръ и все человѣчество къ небесному идеалу святости, пало здѣсь на добрую, воспріимчивую почву. Ни „Старая Англія", ни „Прекрасная Франція", ни „Ученая Германія", ни „Благородная Испанія" — никто изъ христіанскихъ націй не плѣнился самымъ существеннымъ призывомъ церкви ни болѣе ни менѣе какъ именно къ святости, свойству Божественному. А вотъ неученая, бѣдная, смиренная, грустная сѣверная страна не обольстилась гордыми и тщеславными эпитетами и вдругъ дерзнула претендовать, если хотите, на сверхгордый эпитетъ „святой", посвятила себя сверхземному идеалу святости, отдала ему свое сердце. Психея націи захотѣла стать невѣстой Жениха Небеснаго. И этимъ выявила свое благородство и свое величіе. Претензія какъ бы ничѣмъ неоправданная и недоказанная. Церковь обратилась ко всѣмъ народамъ, и каждый свободно выбралъ, что ему милѣе въ евангеліи. Русь выбрала себѣ „святость", какъ высшее заданіе своей исторіи, своего государства, своей культуры. И поняла его цѣльно и наивно, какъ святость конкретнаго православія съ его ученіемъ, съ его культомъ, съ его благоуханной красотой, съ его аскезой, суровой правдой и жалостливымъ милосердіемъ. Отдалась православію еще вѣрнѣе, еще трагичнѣе, чѣмъ сами ея отцы-учители Греки. Чтобы блюсти чистоту и силу православія, церковь привила народу нашему невѣдомыя ему дотоль византійскія понятія о богоустановленности власти государственной, о ея служеніи цѣлямъ Царства Божія, о ея отвѣтственности предъ Богомъ за приведеніе управляемаго ею народа въ чистой и неповрежденной еретиками вѣрѣ къ порогу Царства Христова. Это православное ученіе о государственной власти и государствѣ вообще воспитано было у насъ Церковью, по визан-