Vъѣzdъ vъ Parižъ

162 I титъ! Мы еще соотвѣтственно... а на заводѣ... бѣги по свистку, не дай Богъ. Ъля макароны съ сыромъ икролика. Пылалъ каминъ, трещалъ, какъ изъ пулемета. Полковникъ принесъ еще два литра... — Журавли!?... — сторожко сказалъ казакъ. Пошли смотрѣть. Была косая луна, на югъ. Въ зеле' ыоватой дали дымно стояли горы. Наросталъ трезожно звучавшій шумъ, словно часто и путанно били по деревян" нымъ стрункамъ. Стало слышно курлыканье, вскрики тревоги и восторга, манившіе за собой сполохомъ. — Вонъ, катятъ!.. — крикнулъ казакъ на небо. Въ голубоватомъ свѣтѣ, отъ края къ краю? чернѣлась зыбкая полоса, съ заломомъ. Вотъ ужъ надъ головой, спереди — три дозорныхъ. Звучало ясно — курлы... курлы!.. — Колесомъ дорога! — крикнулъ вослѣдъ казакъ. Изламываясь, зыблясь, стая прошла на мѣсяцъ, выломивъ край угломъ, — чуемая теперь лишь въ крикахъ Долго стояли, слушали. Отъ этихъ тревожныхъ вскриковъ, отъ дымной косой луны, — казалось, — тянулись нити къ зимней лѣсной полянѣ, такой далекой! Словно залило свѣтомъ, — и вспом-. нила-увидала Аля кряжистую черную сосну, ясную, до дуги, лошадку, санки, снѣжокъ, мерцавшія въ инеѣ березы..вспомнила-услыхала запахъ сѣнца, мерзлой сосны и снѣга... увидала мѣшки, папахи, горбатыя шинели, лица... Глубиной сердца почувствовала она протянувшіяся отсюда нити въ глухую ночь. Смотрѣла въ небо, и луна расплывалась въ брызги колючихъ стрѣлокъ. — Вторые это, — сказалъ казакъ.—Вчера по зарѣ прошли, пониже. А эти высоко-о забрали, къ ненастью. И горы видны, вѣрная здѣшняя примѣта. Для клевера на чтѳ лучше!.. Вечерокъ досидѣли у камина. Казакъ поигралъ на балалайкѣ. Потомъ полковникъ писалъ письмо. Долго писалъ, все рвалъ. Въ семь часовъ полковникъ подалъ автомобиль. Сѣлъ за руль, Алю посадилъ рядомъ. Сзади — капитанъ съ хри-