Za rubežomъ : razskazы

18

ничего не докажете, и васъ убфдить ни въ чемъ невозможно. Тутъ дьло въ вЪрЪ, а вы въ свои книжки вфрите, какъ въ Божье ученье.

Клавлля Ивановна слегка обидЪлась, потому что думала, что ни во что не должна вФрить, отошла къ окну и, барабаня по стеклу пальцами, стала напФвать въ полголоса п$сенку, слышанную въ городской опереткф:

Красотки, красотки, Красотки кабарэ!

А возвращаясь къ чайному столу, подумала про себя:

— Удивительно неисправимые всЪ эти священники. Точно каста какая-то. ВсЪ теперь заняты сошализмомъ, а они точно о немъ никогда не слыхали.

Въ станицахъ только и разговору было, что про: войну. Прежде газетъ почти не читали, а теперь появилось ихь множество. Тревогу и страхъ вносили солдатскя письма съ фронта. А больше всего мутили народъ дезертиры. Сначала ихь было немного и они прятались, ссылались на бол$зни, поддфлывали себЪ отпуски. А потомъ съ фронта посыпались они цфлыми тысячами. Теперь дезертиры открыто ругали войну, говорили, что ее выдумали богачи, что генералы измфнники. Они требовали мира сейчасъ же, говорили, что теперь война должна быть въ ничью, что имъ объяснили, что это значитъ безъ какихъ-то анексй и контрибуши, которыхъ требуютъ себЪ богачи.

И что-то тяжелое и страшное, какъ клубокъ перепутавшихся несчастй и горя, катилось, все увеличиваясь по дорогЪ, на страну съ фронта. Такой же клубокъ катился и съ сфвера, отъ столицы. Ходили темные и страшные слухи: Царицу обвиняли въ измфн$. Ходили грязные разсказь: про царскй домъ. И какъ туманъ съ болота, по всей странЪ поднималась ненависть. Иногородн!е начинали грозить казакамъ, бЪдные говорили, что пора добраться до богатыхъ и отнять у нихъ все, чтобы всЪ были богаты. Учитель, Петръ Григорьевичъ Меркуловъ, жадно прислушивался къ этимъ толкамъ и радостно. потиралъ руки. Теперь у него не было ни минуты свободнаго времени...