Za rubežomъ : razskazы

Я постарался перем$нить тему нашего разговора. МнЪ такъ хотБлось отдыха и радости для моей собесБдницы, мнф не хотБлось касаться тБхъ ранъ, которыя мучатъ насъ всъхъ...

Назадъ мы возвращались при полной лунЪ. И отдБльные дворцы, и минареты, и Стамбулъ въ голубомъ сянши, словно залитые расплавленнымъ изумрудомъ, казались мн® не дЪйствительностью, а сномъ, капризно оживившимъ малов5роятную, но прелестную восточную сказку.

Черезъ н5сколько дней я у$зжалъ. Я уБзжаль во Франшю черезъ Средиземное море. На пароход была обычная суета и необычные споры. Пров$ряли и требовали визы, — французскя и анг йск!я, пров5ряли право людей на передвижен!е. Маша пришла меня проводить. Мы мало, какъ это бываетъ при проводахъ, разговаривали съ нею. Да и о чемъ было говорить? Но когда, наконецъ, гремя якорными цфпями, пароходъ началъ отваливать, Маша сказала мнф, какъ-то особено пристально смотря мнф въ глаза:

— Помните, только въ смирен!и счастье... Не надо меча Магомета и твари дрожащей.

Я долго видЪлъ, какъ она мнЪ махала платочкомъ въ знакъ привфта. Потомъ она пропала въ толи, а черезъ нфсколько времени носъ парохода заворчивалъ въ Мраморное море, огибая Стамбулъ съ его постепенно исчезавшими минаретами. Я стоялъ на палубЪ, смотрЪлъ на отдалявнИйся городъ и думалъ о Маш. Мн не казалось страннымъ, что дБвушка съ дБтской душой, у которой на глазахъ разстрЪляли отца, дфвушка, которая изъ-за куска хлЪба служитъ въ галатскомъ притонф, только что проповЪдывала мнЪ смирене. Я думалъь о томъ, что духа угасить невозможно, что онъ дышетъ, гдЪ хочетъ, и обездоленнымъ судьбой говоритъ языкомъ болЪе внятнымъ, чёмъ остальнымъ.

В. Ладыженсюй. 3