Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

76

Все это достаточно объясняетъ, почему развит!е логики приводитъ не только къ дифференцированному изучен!ю разныхъ видовъ нашего мышлен!я, но и выражается въ естественной интегращи, которая связана съ углублешемъ въ природу изучаемаго предмета и съ расширен!емъ границъ самой логики, причемъ постепенно охватывается также и область истинъ практическихъ, а вмЪстЪ съ тЬмъ полне изучаются высказыван1я нормативныя не только какъ сужден!я, но и какъ императивы разныхъ типовъ.

Ш.

Какъ видимъ, въ классической логикЪ норма разсматривается чаще всего просто, какъ особое нормативное сужден!е о должномъ. Такимъ пр!емомъ освЪщаются мнопя стороны логической природы нормы, и потому онъ представляется вполнф$ цфлесообразнымъ, какъ дополнен!е къ логическому анализу самого императива: въ обоихъ случаяхъ въ конц$-концовъ выдвигаются проблемы о вол$ и о цнности, на которыхъ покоится все право и самая идея о прав. Метафизический вопросъ о свободЪ воли перекрещивается съ акс!0логическимъ вопросомъ о правдЪ, добрЪ и справедливости. Упорныя попытки разныхъ ученЙ устранить совсЪмъ эти вопрось!: никогда не достигали цЪли, и юридическая гносеолог!я обойти ихъ никакъ не можетъ.

Что касается перваго вопроса, то въ новЪйшей литератур иногда обнаруживается стремлен!е элиминировать изъ правоположен!Й элементъ воли — и какъ авторитетнаго волеизъявлен!я въ самой нормЪ, и какъ повелительнаго обращеня къ волЪ того, кому норма адресована.

Устранене изъ нормы момента волитивнаго связывается съ указанной подмЪной предмета, когда вм$сто логическаго анализа императива дается логическй анализъ нормативнаго сужденя о должномъ. Въ послВднемъ, конечно, элементь воли часто никакой роли не играетъ. Ибо въ этомъ случаЪ, какъ замфчаеть Гуссерль, первоначальный смыслъ долженствован!я является слишкомъ узкимъ, если связывать его съ какимъ-нибудь опредЪленнымъ желан!емъ или волей, напримЪръ: „Ты долженъ повиноваться мнЪ“, „А долженъ прти ко мнЪ“. Подобно тому, какъ мы говоримъ въ болЪфе широкомъ смысл о какомъ-нибудь требовани, при чемъ нЪтъ никого, кто требуетъ, и возможно также никого, отъ кого требуютъ, — такъ же говоримъ мы часто о долженствовани, независимо отъ чьего бы то ни было желан!я или воли. Если говоримъ, что „всяюЙ челов$къ долженъ быть добрымъ“, то это не значитъ, что кто-то этого желаетъ или добивается, приказываетъ или требуетъ. И это не значить,