Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

240

родственъ католицизму. По самому складу своей духовной личности, Чаадаевъь былъ „томистомъ“, т.е. челов5комъ той умозрительной религ!озности, самымъ яркимъ представителеиъ которой въ истор!и религ!1озной мысли былъ Томасъ= Оома Аквинатъ, этотъ подлинный „отецъ церкви“ римскаго католичества. Вотъ почему, когда, безъ дальнихъ разсужденй, Чаадаева характеризуютъ какъ „мистика“, то въ силу многосмысленности понятя „мистики“ и „мистицизма“, возбуждаютъ неправильное представлене о ЧаадаевЪ, какъ религ1озной натурЪ5°). Для Чаадаева, какъ натуры умозрительной, не существовало противопоставлен!я между релией и наукой: Богъ для него, такъ же какъ и для интеллектуалиста Оомы Аквината, былъ и онтологической истиной (1рзит еззе рег зе зи551%еп$), и логической нормой. Интеллектуалистическая, чисто „томистская“ основа богословско-философскаго м!ровоззрЬн!я Чаадаева выражена съ полной отчетливостью въ его письмЪ къ А. И. Тургеневу отъ 1887 г.:

„Ты, по старому обычаю, отличаешь учен{е церковное отъ науки. Я думаю, что ихъ отнюдь различать не должно. Есть, конечно, наука духа и наука ума, но и та, и другая принадлежать познан!ю нашему, и та и другая въ немъ заключаются. Различны способъ пр!обрфтен!я и внЪшняя форма, сущность вещи одна. РаздЪлен!е твое относится къ тому времени, когда еще не было извЪстно, что разумъ нашъ не все самъ изобрЪтаетъ, и что, для того только, чтобы лвинуться съ мЪста, ему необходимо надобно имЪть въ себъ нфчто имъ самимъ не созданное, а именно, орудя движен!я, или, лучше сказать, силу движен!я. Благодаря новфйшей философ!и, въ этомъ, кажется, ни одинъ мысляц!й человфкъ боле не сомнфвается: жаль, что не всяк это помнитъ. Вообще, это ветхое раздълен!е, которое противоставляеть науку религ!и, вовсе не философское, и позволь мн$ также сказать, нЪсколько пахнеть ХУШ стольтемъ, которое, какъ тебЪ самому извЪстно, весьма любило провозглашать неприступность для ума нашего истинъ в$ры, и такимъ образомъ, подъ притворнымъ уважен!емъ къ ученйямъ церкви, скрывало вражду свою къ ней...“ „Событя допотопныя, разсказанныя въ книг Быт, какъ тебЪ угодно совершенно принадлежать истории, разумется мыслящей, которая однакожъ есть одна настоящая истор!я. Безъ нихъ шеств!е ума человЪческаго неизъяснимо; безъ нихъ велик подвигъ искуплен!я не имфетъ смысла, а собственно такъ называемая философ!я истори вовсе невозможна. Сверхъ того, безъ паден!я челов$ка нфтъ ни психолог!и, ди даже логики; все тьма и безсмыслица, Какъ понять, напримЪфръ, происхожден!е ума человЪческаго, и сл$довательно его законъ, если не предположить, что человЪкъ вышель изъ рукъ творца своего не въ томъ видЪ, въ какомъ онъ себя теперь познаетъ. Къ тому же, должно замьтить, что предъ чистымъ разумомъ н$фтъ повфствован!я достовфрнЪе намъ разсказаннаго въ первыхъ главахъ Священнаго писан/я, потому что

59) Это недоразумЪн!е наиболЪе осязательныя и, на первый взглядъ,. наиболЪе убЪдительныя формы приняло именно у разрушителя легенды о „револющонности“ Чаадаева, у Гершензона. Гершензонъ „мистическ!й“ кризисъ, пережитый Чаадаевымъ, принялъ за мистицизмъ въ религозноидейномъь смысл Ср. о мнимомь „мистицизмЪ“ Чаадаева у Очбпеё 1. с., р.р. 137—138. Объ общей проблемЪ мистики правильныя замфчавя см. въ превосходной статьЪ: Мацйсе В1оп4е!. Те ргоеше 4е 1а тузНаце—въ сборникБ „Оц’ез{ се аие Па тузНаце?“ въ сер СаШегз 4е Па понуейе: ]Доигпве № 3, Рагз (В!оц@ е{ Сау), 1925.